Как нам быть?. Анжелика Вильгельм
требуют смелости: они обнажают щиты, выносят на поверхность то, что мы долго пытались игнорировать. А мы, повинуясь, заполняем пространство шумом, делами, людьми, играми, картинками; только чтобы не слышать себя, чтобы не дать этому внутреннему голосу смеяться, кричать, плакать. Эх, уродские наши слёзы… Но всегда ли наша привычная отстранённость стоит того, чем мы за неё платим?
Цена… впрочем, давайте пока не будем о цене. Давайте лучше о торге.
А ведь мы разве не играем? Прямо сейчас? Мы все играем. Одни – в мастерство избегания, другие – в дешёвую драму самопожертвования, третьи – в вечный торг с внутренними демонами.
Я знала одного человека, который всю жизнь играл только в одно – как убить свою душу, медленно, методично, пока от неё не останется ничего, кроме пустоты, такой приятной, такой неизбежной, смерти при жизни. Он делал это не спеша, почти с достоинством, словно выполнял древний, никем не озвученный долг, и только позже ему стало ясно, почему: родился он от такой же мёртвой матери и от отца, убившего её, а те, в свою очередь, от таких же, а те, предыдущие – от таких же, and so on.
Эта история жила в нём, как наследие, как нечто предопределённое, переданное через кровь, через судьбу, если хотите. Он никогда не признавал это открыто, но где-то глубоко внутри себя чувствовал, что его жизнь – это отражение чего-то, что случилось задолго до него, что он лишь повторяет цикл, от которого ему невозможно уйти.
Причиняя себе вред, он будто пытался разорвать эту цепь, но каждый раз делал её только крепче. В этих действиях, лишённых ярости, была не слепая импульсивность, а скорее стремление к очищению, к освобождению от того, что жило в нём, словно чужой голос, тягучий и неизбежный.
И его жизнь, окружённая смертью с самого начала, стала бесконечным возвращением к этому первому, невыносимому моменту. Всё, что он делал, было попыткой вернуть себя туда, где всё началось и где всё давно закончилось.
***
Его звали Роман, человек без дома. Где бы он ни оказался, каждый день он знал, что настоящий дом – это где-то там, на картинке, в воображении, в чужом сне. Он видел его иногда во вспышках, в отблесках света на послерабочей витрине, в далёком взгляде прохожего. А его квартира? Ему казалось, что он просто арендатор, случайный гость в месте, которое обустроил какой-то невидимый хозяин. Каждый раз он приходил туда с лёгкой растерянностью, как будто заново оценивая вкус человека, которым он никогда не был. Мебель стояла правильно, но слишком правильно; книги на полках казались читаемыми кем-то другим; стены под мрамор несли на себе налёт ненужности.
Это был не дом – первобытный театр, созданный для того, чтобы в любой момент разразилась стоящая по расписанию пьеса. И пусть подобное описание упрекнут те, кто думает, что так выглядит любой холостяцкий уголок! Ему-то казалось, что он ждёт, но не знал чего. Может быть, начала. Может быть, чего-то особенного?
Роман никогда не знал, что такое деньги – они просто были. Он уже не замечал, сколько именно, а поговаривают, такое случается, когда их достаточно. Голодные