Как нам быть?. Анжелика Вильгельм
обволакивающий.
Никогда у него не получалось там согреться.
Да, душа его – пустая комната в заброшенном доме, где даже тишина кажется слишком громкой… И комната эта не слушала его разум, не поддавалась рассуждениям, и её нельзя было заполнить книгами по саморазвитию или чужими примерами. Она просто была.
А Роман её ненавидел, хотя всеми мыслями пытался полюбить, как и советовали.
За стеклом медленно, лениво падал снег, густой, тяжёлый, как в детстве. И снег был не про восторженную радость, не про праздники и убранство улиц – он напоминал о чём-то нехорошем, как будто мир, застрявший в этой серой погоде, в любой момент попытался бы раздавить его.
***
К делу.
***
Роман стоял перед зеркалом в ванной, бреясь. В чистом отражении он видел самого себя – лицо ровное, почти идеальное, спокойное, но холодные глаза будто проваливались вглубь, в какую-то невидимую трещину, которую давно никто не замечал, кроме него самого. Роман не спешил. Медленно обтёр лицо полотенцем, прошёл в спальню, где на кровати уже лежал его лук – идеально минималистичный и выглаженный, словно специально приготовленный для ритуала.
Он одевался с автоматизмом, с которым преступник надевает казённую робу перед судом. Но рубашка – белая, безупречная, чтобы подчеркнуть его кажущуюся уверенность.
Белый цвет ему не шёл, да и уставшим был он, как загнанная забавы ради лошадь.
Но тот спектакль, который он ставил для неё…
Она была слишком красивой, чтобы её можно было игнорировать, и слишком умной, чтобы её можно было по-настоящему любить.
Она видела в нём игрушку, и Роман примерно знал это. В её глазах он был чем-то вроде дорогого аксессуара – временным и очень-очень недоступным. Её звонки всегда звучали одинаково: весело, коротко, беззаботно.
Беззаботно. Роман понимал, что она не видит его настоящего, точнее не хочет, но это его не смущало. Быть чьим-то – значит быть кем-то, значит хотя бы временно отдать себя в чужие руки. А он всегда любил быть кем-то.
Он накинул пальто, взглянул на своё отражение в последний раз. Почему он идёт? Потому что так надо. Мужчина должен ходить на свидания. Должен хотеть семью. Должен строить жизнь. Ему казалось, что семья – это порядок, контроль, дом, в котором всё на своих местах. Но каждый раз, представляя себя за этим столом, среди улыбок и накрытых ужинов, а после живущего в полуискренности, он видел не уют, не будущее, а себя – неуместного. Он не хотел никому лгать, хотя знал, что мог. Так делают многие.
И он убегал, потому что он был человеком, у которого не могло быть дома.
Раздался неожиданный стук.
– Привет! Сорри, что без предупреждения! Ты просто в двери ключ оставил, вот. Я Лилия, помнишь?
“Кххххх, Лилия, соседка.” Очень скучная женщина, кажется, ровесница. Или младше. Вряд ли старше. В ней было что-то слишком обыденное: обычный голос, обычная одежда, лицо, которое не запоминается. Она въехала недавно, пару недель назад, кажется. Да, точно недавно, потому