Грязные игры. Часть первая. В Москве полночь. Вячеслав Юрьевич Сухнев
дворники мели тротуары и площади, прибивая пыль радужными струйками из шлангов. Белокаменный, чистый, уютный, в зелени садов и цветников, этот город походил на разукрашенную шкатулку, поддерживаемую морщинистыми ладонями гор. Его когда-то строили русские инженеры по планам, утверждённым Суворовым.
Седлецкий хотел бы жить здесь, выйдя на пенсию… Словно на другую планету попал он теперь.
Вечер, пока доехали, сменился ночью. Высыпали звезды, низкие, немигающие, небо посветлело. На фоне созвездий заметнее стали изломанные силуэты домов. Остановились внезапно. В стекле мелькнул фонарик, черная тень прильнула к дверце. Алиев выпрыгнул из машины, буднично сказал приезжим:
– Астарожно – кырпычи…
Спотыкаясь на рычащей щебенке, касаясь друг друга, они пошли за светляком фонаря, который ничего не освещал, а лишь обозначал направление пути. Пахло пожарищем. Такая тишина стояла, неестественная в крупном городе, что закладывало уши.
На крыльце небольшого дома Алиев сбросил сапоги. Федосеев оглянулся на Седлецкого, пожал плечами и принялся с кряхтением стаскивать штиблеты. Так они разутыми и потопали через прихожую, украшенную домоткаными половичками. В небольшой гостиной с мягкими диванами горела вполнакала люстра с висюльками, отражаясь в лакированной поверхности низкого круглого стола. Навстречу гостям поднялся сухой человек лет сорока, с военной выправкой и тонкими «джигитскими» усами. Дорогой костюм, английский, отметил Седлецкий. А сидит плохо. Может, это у него имидж такой – рубака в гражданке, готовый в любой момент сменить костюм на униформу?
– Ну, здравствуй, здравствуй, Карим! – сказал Федосеев и широко раскинул руки.
– Здравствуйте, Роман Ильич, – сдержанно сказал хозяин.
Федосеев, чуть раздосадованный холодным приемом, оглянулся на Седлецкого:
– Мы с Каримом, понимаете ли… Служили вместе. Впрочем, я уже вам говорил… Кто же знал, что он заделается премьером!
Седлецкий кивнул: ему и без генерала было известно, что премьер служил в полку Федосеева зампотехом.
– Прошу садиться, – сказал премьер и прищурился. – Господин Седлецкий знает, как на русский манер звучит мое отчество?
– Да, – согласился Седлецкий. – Хаджиисмаилович. Если полностью – Каримжан Хаджиисмаилович. Ничего сложного, уверяю.
– Конечно, – улыбнулся премьер. – С вашим знанием фарси и турецкого – ничего сложного. А вот Роман Ильич постоянно забывал. Ходисмыловичем иногда кликал. В шутку, разумеется, только в шутку. По-русски, согласитесь, это звучит очень смешно.
Федосеев побагровел и бесцельно потеребил воротник, словно тот ему жал. Премьер на миг прикрыл глаза и вновь превратился в любезного хозяина:
– Благополучно долетели? В Москве, говорят, холодно…
– Ничего, холодно – не жарко, – охотно подключился Федосеев. – Зато не упреешь… А скажи мне, Карим… значит, Измаилович, не объявлялся ли тут Ткачев? Его предупреждали.
– Командарм не был в Шаоне месяца