Ремора. Валерий Горшков
чтобы после этого прозвучала команда катапультироваться?
– Повторите, Гнездо! – потребовал майор. – Приём.
– Двести тринадцать…
– Другое, про катапульту. Приём.
– Клёст, указаний не было, – ответил центр управления. – Приём.
Рябь повторно пробежала по дополненной реальности внутри визора и по экранам приборов. Шлем оповестил об отключении радиодвойника, однако эфемерный «П-24» справа от настоящего не исчез. Он совершил резкий манёвр и навалился на самолёт Эйстрайха.
Визор показал, как линии, схематично изображающие фантом, прошли сквозь истребитель. Эйстрайха потянуло за ними в сторону, и он вылетел за пределы кабины слева. Вокруг него светилась зелёная сетка каркаса двойника. А настоящий «П-24» остался на прежней траектории. Майор увидел, что по-прежнему сидел в кабине. Его сознание будто отделилось от организма и теперь парило бестелесным призраком внутри радиоклона самолёта. Снизу распростёрся город.
Всё пространство вокруг дрогнуло точно так же, как мгновение назад смаргивали в сбоях дисплеи приборов, и Эйстрайха толкнуло обратно в тело. Однако после возвращения в осязаемый мир ощущения, казалось, не изменились. Побывав там, вне себя, он вдруг почувствовал иллюзорность материального. Поднял визор и согнул несколько раз пальцы. Они слушались, но было в их поведении что-то странное. Словно снаружи него находился не он сам. И этот кто-то внешний был как клоун, стоящий по другую сторону пустой рамки от случайного зрителя цирка и изображающий его отражение в зеркале. Поразительно достоверный обман.
Радар запищал, предупреждая о повторном столкновении с призрачным «П-24», а затем смолк. Как и вся электроника. Истребитель качнуло. Струи плазмы, вырывавшиеся из двигателей, угасающе захлопали у хвоста, потряхивая фюзеляж. Высота стремительно начала таять.
Приборы ожили, позволив добавить тяги, и тут же вновь потухли. Машина подпрыгнула камушком, пущенным по воде. Подкрылки зафиксировались в последнем положении, подкручивая «П-24» через хвост. Ещё немного, и самолёт мог бы свалиться в плоский штопор. Выйти из такого положения с наблюдающимися сбоями всех систем было бы невозможно.
Эйстрайх приготовился к манёвру и считал. На пятой секунде индикаторы внутри панели начали зажигаться. Помня о чувствительности органов управления, майор осторожным движением выровнял самолёт, зафиксировал его на плавный подъём и начал наращивать тягу.
– Катапультируйся, Лёня, не тяни!.. – успел прореветь шлем, прежде чем электроника отказала в третий раз.
Эйстрайх и не думал запускать катапульту. Он считал. Пять секунд. Оценивал потерю высоты. При грамотных действиях ещё было возможно увести самолёт за пределы города к виднеющемуся впереди лесу. А потом… Разве что верхушки деревьев подстричь собой. Майор не испытывал тревоги по этому поводу. Возможно, сказалось недавнее ощущение ирреальности окружающего, но и без этого его всегда преследовала уверенность в предрешённости собственной судьбы – ему было предначертано погибнуть в полёте далеко