Тайна опозоренной жены 2.
вопило: “Караул! Спасите! Помогите!” А беспощадное воображение рисовало ужасающие картины всех возможных детских заболеваний. В моих мыслях кроха уже кашлял коклюшем, задыхался от воспаления легких, мучился от зубов, страдал от отравлений
– Конечно, – кивнула Милдред, стараясь говорить шепотом.
Встроенная подозрительность материнского инстинкта вступили в преступный сговор со статьями в интернете, создавая внутри настоящую панику. Это с виду я старалась быть спокойной. А внутри я металась, как городская сумасшедшая, растрепанная и визжащая: “А! Мы заболели!”.
Бережно прикоснувшись к лобику чужого крохи, я снова провела сравнительный анализ своей температуры и его. Потом я поочередно касалась лба каждого малыша, понимая, что лоб Кристиана горячий. Память кашляла страшными словами: “Пневмония!”, смачно добавляя “Двусторонняя!”, а потом плевалась словом: “Отит!”.
– Мадам, что с вами? – спросила Милдред.
– Мне кажется, он горячий… – прошептала я, глядя на кормилицу. – Ты почему не сказала?
Ответа я не расслышала. Он утонул, заглушенный моими сумбурными мыслями.
“Простыл?!”, – спросила я мысленно у себя. “Укутать!”, – произнес кто-то внутри голосом бабушки. – “И горчичник на всего ребенка! Луком закапать в нос, пятки натереть перцем, надеть шесть пар теплых носков и молиться, чтобы выжил!”. “Наоборот! Никаких укутываний!”, – возразил кто-то, пока я глазами искала хоть кого-нибудь из слуг. А они как назло все куда-то подевались! – “Антибиотики! Ударная доза! Открыть окно на проветривание!”.
“Какое на проветривание!”, – спорила бабка внутри. – “Мозги проветри! Сквозняки ребенку пускать! Надо так, чтобы в комнате вздохнуть нельзя было!”.
– Прекратите, – прошептала я. – Мы отправим за доктором!
“От докторов одно зло!”, – твердила бабушка внутри. – “Как напичкают лекарствами! А потом хуже будет!”.
“Тебя только за один горчичник надо сжечь как ведьму! И в нос перед этим капать каланхоэ, пока ты сама о смерти молить не будешь!”, – спорил еще один голос.
Я мчалась по коридору так, словно счет шел на минуты.
Видимо, все заняты приготовлениями к помолвке.
– Мария! – позвала я, глядя на себя в зеркало. Сейчас я напоминала себе городскую сумасшедшую.
– Мария! – повторила я, но уже в другой коридор.
Испуганная Мария уже мчалась ко мне.
– Срочно! Доктора! – взмолилась я. – У ребенка жар!
Мария обернулась и закричала: “Доктора! Срочно! Доктора!”.
– Бегу! – послышался отдаленный голос. Что-то грюкнуло, а Мария попыталась меня успокоить: “Тише, тише…”.
– Мы тут зал украшаем и холл… – заметила она, уводя меня в комнату.
– Нет, к ребенку! – прошептала я, таща ее за руку в комнату с малышами.
Мы вошли. а Мария, посмотрела на бледную Милдред, которая то и дело трогала свой лоб, лоб Кристиана и лоб своего сына.
– У моего сына… у него жар, – прошептала я, подходя к колыбельке с замиранием сердца.