Грязные игры. Часть вторая. Мятеж полосатых. Вячеслав Юрьевич Сухнев
порывов свежего воздуха в полуоткрытое окно.
– Лизок, не переживай, – сказал Седлецкий, обнимая жену за плечи. Доеду – позвоню. В горы уйдем – телеграмму дам. Не переживай.
– Я не переживаю, – сказала Елизавета Григорьевна. – Я давно не переживаю, Алеша… Мне только кажется, что тебе пора заканчивать со своими экспедициями.
– Вот те раз! – удивился Седлецкий. – Это еще почему?
– Так мне кажется, – с неожиданной твердостью повторила Елизавета Григорьевна.
Седлецкий внимательно посмотрел на жену. Она никогда не была красавицей, но до сорока пяти лет сохранила миловидность, свежую кожу и не расплылась, как некоторые. А вот эту резкую вертикальную морщинку между бровями он заметил впервые. Может, некогда было особенно приглядываться к собственной жене, а может, солнце виновато – безжалостное, как прожектор, весеннее солнце.
– В последнее время ты почти не публикуешься, – сказала Елизавета Григорьевна. – Раньше после поездок у тебя статьи выходили – и в журналах, и в сборниках.
– Ну, мамуля, – улыбнулся Седлецкий. – Я ж теперь, как правило, руковожу экспедициями. На собственные изыскания времени не хватает. Билеты, размещение людей, кормежка, то да се… Контакты с местным руководством. И все на мне!
– Подожди, Алеша… Ты всегда уезжаешь на Кавказ, когда там обостряется обстановка. Что делать тебе, иранисту, например, в Абхазии, куда ты летал зимой? И вообще, какая научная экспедиция, если вокруг стреляют? Тем более в институте началась сессия. Не странно ли? Сам как считаешь?
– А чего тут странного – я же шпион! – захохотал Седлецкий.
– Вполне допускаю, – холодно сказала Елизавета Григорьевна. – Только зачем тебе это? Не хватает признания? Денег? Скучно жить?
– Ладно, мамуля, – озадаченно похлопал по коленкам Седлецкий. – Чудной разговор получается. Слишком много вопросов, Лизок. Вернусь – обязательно поговорим.
В передней, к его облегчению, хлопнула входная дверь. Радостно завизжала Мальвина. Значит, дочь заявилась.
– Ой, чуть не опоздала – ты уже на чемодане! Курсовое собрание затеяли. А я оторвалась.
– Что ты сделала, филолог?
– Оторвалась! А почему вы такие грустные?
– Расстаемся же, – через силу улыбнулся Седлецкий. – Иди поцелуемся. Что привезти? Аленький цветочек?
– Ничего не надо. Лучше сам побыстрей приезжай.
Он понял, что дочь стала совсем взрослой. Подхватил чемодан, шагнул в коридор. Мальвина, словно чуя разлуку, заскулила и уткнулась ему в колени.
– А пирожки? – выглянула из кухни теща. – Еще минутку, Алексей, только остынут. Если сейчас завернуть – упреют.
Ну-с, дождался пирожков. Любящий муж, заботливый отец, образцовый зять, отбывающий в научную командировку. По традиции, дальше двери не провожали. Очень удобно. Захлопнул тяжелую, обитую старым дерматином дверь – и свободен. И уже в дороге! Ему не хватает, продолжал он на лестнице мысленный спор с женой, дороги. Не хватает вот таких внезапных выездов.