Первое «люблю». Виктория Вольская
ать? Жить в общаге, все равно, что под мостом! Мне двоюродная сестра рассказывала как там жутко: один туалет и душ на целый этаж, вонь, тараканы, а еще крысы в мусоропроводах. Бррр.
Не скрывая накатившие на глаза слезы, собираю осколки с пола. Мама опускается на колени и помогает мне.
– Подружки твои тоже будут жить в этом общежитии. Компанией же веселее, чем одной.
– А я хочу жить одна! В своей квартире.
– Я обещаю, что в следующем году, ты обязательно переедешь в свою собственную квартиру. Но этот год тебе придется пожить в студенческом общежитии. И точка!
***
Вот такой разговор состоялся у меня с родителями неделю назад. А сейчас меня собственно везут туда, куда я категорически не хочу ехать. Молчу, пыхчу, как чайник. И уже совсем не радует меня тот факт, что я поступила в университет своей мечты. Между прочим, сама поступила, на бюджет. Училась я на эти проклятые пятерки, ради своих собственных сорока шести квадратных метров. Потому, что родители обещали. И сейчас я чувствую себя обманутой. И имею права злиться. Разве нет?
На телефон приходит сообщение.
Ковалева: Мы уже на месте. Тут так круто! Ты скоро будешь?
Вика: Не знаю.
Лучше никогда.
Ковалева: Мы уже заселились.
Раздраженно отключаю телефон. Что может быть крутого в общежитии?!
С родителями я не разговариваю. Демонстративно смотрю в окно на проезжающие мимо машины.
Ленка Ковалева, одна из моих подруг, вчера звонила и с упоением полтора часа восхищалась тем, что мы будем жить вместе, в одной комнате. Комната трехместная, и они с Танькой очень переживала по поводу того, кого же к ним подселят. И вот подселили, меня. Они очень рады, а я же их радости не разделяю, нет, я люблю своих подруг, аж целых десять лет, как люблю. Но предпочитаю любить их на расстоянии, дозировано пять – шесть часов в день и хватит. Не знаю, как мы уживемся, ведь мы такие разные.
Татьяна – тихая, скромная девочка. Ее можно было бы назвать серой мышкой, если бы не четвертый размер груди. Причем, она считает это «достоинство» своим проклятием и мечтает сделать операцию по уменьшению груди.
А вот Ленка у нас полная противоположность Тане, магнит для приключений. Мало того, что она говорит, говорит и совсем не думает, о том, что она говорит, а иногда бы следовало. Ее смело можно назвать назойливой и бестактной занозой, но при этом она невероятно позитивная и улыбчивая девчонка.
Ну, а я – золотая середина между ними. Я как та обезьяна из анекдота, которая не знает то ли красивая, то ли умная.
Вот такие у меня подруги, с которыми, мне придется разделить студенчество.
***
Заселение в общежитие оказалось невероятным кошмаром!
Сначала нас с родителями ожидала встреча с комендантом общежития Натальей Владимировной. Женщина среднего роста, шатенка со строгим взглядом и сдержанной улыбкой встретила нас на проходной. Естественно, пригласила меня вместе с родителями в свой кабинет, провела беседу, рассказала о правилах проживания и мерах, которые будут применены, если я эти правила нарушу. Причем говорилось это таким тоном, будто я уже их нарушила, причем все вместе. У меня было такое ощущение, что я мышка, за которой захлопнулась дверь клетки. И при этом мои собственные родители смотрят на это и улыбаются. Я, конечно, их понимаю. Дочь под присмотром, и им волнения меньше. Но под тяжелым взглядом коменданта мне жутко неуютно. Наталья Владимировна выдала пропуск, без которого в здание общежития мне не войти. Предъяви пропуск – это первое правило. Общежитие закрывается в одиннадцать вечера и открывается в шесть утра – это второе правило. Другие я не запомнила, но это не страшно, мне выдали памятку, которую я запихнула в карман джинсовки, даже не взглянув в нее. Чем вызвала совершенно неодобрительный взгляд коменданта.
А потом начался квест под названием «заселение». Полтора часа с сумками я моталась с первого этажа на восьмой и обратно. Как выяснилось, лифта в этом здании нет. Девятиэтажное здание и без лифта! Дикость! Я по этому поводу лютую, а Ленка радуется. Её вердикт – «подтянем задницы, и укрепим мышцы ног». Мне б ее энтузиазм, ну, хоть капельку.
– Ну, осталась последняя сумка, – закрывая багажник, произношу я.
– Может, всё же помочь?
– Нет, пап. Я сама.
– Девочка моя – мама обнимает меня, покрывает поцелуями мои волосы, щёки, – звони нам чаще. И не обижайся.
– Хорошо. Обещаю звонить чаще. Не обижаюсь. Наверно.
– Дочь, – дальше папа продолжать не стал, лишь прижал меня к своей груди.
– Вам пора, – шепчу я, сдерживая слёзы, на душе, словно кошки скребут. Прощаться очень трудно, тем более, когда видишь тоску в маминых глазах.
Проводив родителей, захожу в здание общежития, плетусь к уже ненавистной лестнице.
– Девушка, ваш пропуск, – кричит мне в спину вахтерша, бабулечка лет шестидесяти, в шали и очках.
Она что издевается?! Или у нее старческий склероз? Я раз пятнадцать туда, сюда, перед