Тени в переулке.
было ни Алексея Степановича, ни чая. За столом сидел молодой мужик, лет тридцати.
Вопросы были те же самые, и я отвечал по накатанной.
– Больше ничего не помнишь? – спросил следак.
– Нет.
– Ну иди в соседнюю комнату, вспоминай.
Соседняя комната была небольшой. У окна стоял обшарпанный канцелярский стол, на нем графин с водой и желтоватыми подтеками на стекле.
Было десять тридцать утра, я сел и стал ждать. Время шло. Постепенно темнело окно. Вошел старшина и зажег лампочку под потолком.
– Если хочешь покурить, – сказал он мне вполне миролюбиво, – иди в туалет.
Я пошел в туалет.
Вернулся в комнату, и опять потянулось время. Следователь появился только в двадцать два часа и пригласил меня в свой кабинет.
– Вспомнил?
– Мне вспоминать нечего.
– Ну иди пока. Паспорт тебе дежурный вернет. Я вышел из райотдела на улицу Горького, как всегда в это время полную веселого народа, фланирующего по московскому Бродвею. Из автомата позвонил матери, сказал, что я на воле, и пошел к дому.
Не было в этот вечер настроения вливаться в веселую толпу.
Я свернул в Козицкий переулок и у ворот сквера на Вахрушенке встретил своего кореша Женьку, который вместе со мной тренировался в «Пищевике».
– Ты откуда?
– От следака.
– Да на тебе лица нет. Пойдем выпьем.
– Я в кабак не хочу.
– А зачем в кабак? Пойдем к хорошим людям. Есть здесь одна хата, по-нашему «малина».
Женька был представителем серьезной вахрушенской семьи. Отец его отбывал срок за сейфы, брат только что освободился, да и сам мой кореш тянул срок в свое время по малолетке.
Мы прошли лабиринтами Вахрушенки, вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Женька постучал в стену рядом с дверью, словно отбил сигнал морзянки. Дверь отворилась, на пороге стояла знакомая мне до слез продавщица знаменитых печеных пирожков в Елисеевском магазине.
– Здравствуй, тетя Оля, – сказал Женька, – я с кентом пришел.
– Заходите, а кента я твоего прекрасно знаю. Он у меня каждое утро пирожки покупает.
До этого я видел «малину» в фильме «Путевка в жизнь». Грязная комната, стол, заставленный бутылками и закуской, пьяные воры. В квартире тети Оли было уютно и чисто.
– Кореш мой с допроса, – пояснил Женька, – весь день не жравший.
– Идите на кухню, я вам яичницу с колбасой сделаю. Мы сидели на кухне, ели извозчичью колбасу и пили марочный портвейн «Южнобережный». В других комнатах были какие-то люди, играл проигрыватель, на кухню доносился голос Вадима Козина.
– А там кто? – спросил я Женьку.
– Серьезные люди.
Мы продолжали есть колбасу и пить портвейн. С каждым стаканом на душе становилось легче и спокойнее. На кухню вошел старый блатной авторитет дядя Миша Ключарев, по кличке Мишка Ключ.
Он сел с нами, налил вина и спросил меня:
– Тебя, мне Женька говорил, чекисты прессуют?
– Есть