Без+Дна. Белый Кит
ориентированную сугубо на брак и варку борщей. Вы не найдете такую, чтобы выйти замуж, если уж о такой вы мечтаете.
Принцессы вымерли, потому что вымерли принцы и короли.
Теперь во всех женщинах смешались бизнес-леди, проституция, клубные чики, домашние девочки, домработницы и тому подобное дальше по списку… всего по чуть-чуть в разных пропорциях…
Эх, жаль, что вымерли принцы и короли, а то может быть так и пара принцесс осталась бы, и мне перепало.
Самый простой пример того, что нас дальше ждет.
Появление рома, виски, граппы, водки, коньяка, кальвадоса, мартини уже невозможно. Все это появилось очень давно, и представить появления нечто того достаточно сложно. Еще век или два назад появлялись новые напитки, но уже очень и очень редко…. Так редко, что это было почти незаметно. Сейчас уже хорошего нового ничего не появляется, все только смешивают существующие, меняя их пропорции, не парятся.
Коктейли…
Немного этого и вот этого, чуточку того, еще пару капель из той красивой бутылки, бухнем лайма, меда, взбитые сливки? Потом еще перца, сиропа от кашля… Бармен придумывает новый коктейль, новый собирательный образ, стиль, набирает стиля полный рот… и получилось… черт знает что получилось, выплевывает все в раковину, родился новый урод.
Все смешалось… Све смшелаось.
6. Дети
Возвращаясь домой, Маша спускалась по ступенькам метро, упал мужчина, из сумки выпали два батона хлеба. И зрителей полон зал, идущих слева. Вестибюль, среди них Маша, она смотрит, там драма… кажется, это жизнь наша.
Хлеб из старой нейлоновой сумки в клетку падает вниз, мужчина в возрасте бедный – все катится вниз. Он почти уже нищий, судьба всех посчитала, он для нее оказался тут лишний. Он ударился коленом об угол каменной лестницы, там под штаниной уже идет кровь, зубы его крепко, в тиски. Сквозь зажатые зубы вырываются от криков только лишь писки.
Уезжают вагоны, десять секунд тишины.
Слышите?
Поднимаясь, он вскрикнул. Это колено, в нем нерв, как между дверей, прищемило, штанина намокла от крови. Прихрамывая, с лицом боли, за хлебом спускаясь, хромая, с лицом, будто поел он сейчас соли.
Хлеб укатился вниз, он спускается скорее к нему…
Он нагибается, с болью сгибая колено, правую ногу, хватает одну булку, кладет ее в сумку и тянется за второй.
Идет женщина, слушает плеер. И наступает на хлеб грязным ботинком, совершенно не зная о горе чужом.
Он дотянулся и его уже держал, и уже потянул второй белый хлеб на себя… к себе… хлеб уже не бел. Не успел… А она, и ее грязный ботинок… теперь стоят на нем, от подошвы останется след.
Смотрит на старика, он молчит, а в его глазах и на лице столько мыслей похожих на: «Нет!».
Женщина смотрит на то, на что наступила, и на мужчину, держащего хлеб, и с испуга отпрыгивает от него, как от жабы, оперевшись левой ногой на хрустящую корку, оставляя на память след от подошвы, памяти след. И быстро идет дальше… ступая дальше своей крепкой