Полдня детства. Марта Ларина

                  Лариска-ириска и мама Мария Захаровна.

      Лариса, пятилетняя элистинка, была очень счастливым человеком, потому что принимала всё, что есть в её жизни, так, как есть, не анализируя, ни с чем не сравнивая, не задавая тревожащих душу вопросов «почему», «зачем» и «за что»… Она просто жила. Любила маму, папу, братика, сестричку, дедушку и бабушку. И городок свой степной любила – так же, как маму и папу. Необыкновенным волшебным зелёным островом казался он ей, когда весной она смотрела на него из степи со своего любимого Третьего бугра. Лариса любила и свою улицу, на которой, кстати, свежей ароматной весной было не так много грязи, как на других. И она даже знала, почему – потому что супесь. То есть, такая земля. А дальше на эту тему она не рассуждала – этого знания ей было достаточно.

      А ещё ей было хорошо и интересно потому, что у неё были замечательные подружки Вера и Люда. И жили они все в похожих друг на друга саманных домах с сиреневыми и шиповниковыми кустами в маленьких уютных палисадниках.

      И, конечно же, Лариска-ириска любила ириски, но, всё же, не настолько сильно, как пахучий фруктовый кисель. Сухой. Не варёный. То есть, смесь крахмала, сахара и неизвестного фруктового-ягодного экстракта. Такие смеси в начале шестидесятых заполонили все продуктовые магазины Элисты. Будущий кисель продавался брикетиками и на развес. Лариска больше любила на развес, чтобы не грызть сладкий брусочек, а аккуратно опускать свой розовый язычок в скрученный продавщицей из бумаги кулёк и, плотненько прижав его к пахучей смеси, скоренько вернуть в рот – и наслаждаться ни на что не похожим вкусом и ароматом. Это было блаженство. И стоило это блаженство один рубль десять копеек за килограмм. По-новому. После только что проведённой денежной реформы.

      –Мама, я всё протёрла: и подоконники, и тумбочки, и стулья, и даже этажерку, – помахивая влажной тряпкой, радостно сообщила Лариса маме, – а когда папа приезжает?

            Обычно тщательная уборка в доме проводилась каждую субботу после обеда, когда все члены семьи, отработав неделю, возвращались домой. В субботу рабочий день заканчивался в обед. Пообедав, домочадцы дружно и с энтузиазмом приступали к уборке, потому что привыкли в воскресенье просыпаться уже в чистом светлом жилище. Так же всё происходило и перед праздниками. И поэтому сегодня, в среду, они с мамой тоже решили прибраться, ведь сегодня почти что праздник: папа возвращается из долгой командировки. Мама взяла отгул в своей санэпидстанции и пообещала детям приготовить праздничный обед.

      –Уже всё протёрла? Умница, доченька, ты настоящая помощница, – Мария Захаровна забрала у дочери тряпку, – папа приезжает в обед, так что времени ещё очень много, успеешь сходить к бабушке с дедушкой – у них в теплице уже выросла редиска.

      –Мама, а у нас есть одиннадцать копеек? Я бы сначала сбегала за киселём. Но не только для себя – для всех, – тут же добавила дочка, да ещё так искренне, что мама, конечно же, не могла отказать и, утвердительно кивнув головой, улыбнулась.

      – А, может, тогда ещё и папиросы папе купить? Я помню, что надо тбилисскую фабрику, – стараясь быть максимально полезной семье, предложила взрослая Лариса.

      –Нет, – отвергла мама предложение дочки, – папиросы – это очень вредно! Папа обещал по возвращении из командировки бросить курить.

      Что ж, нет так нет. Зажав в ладошке выданные монетки, Лариска-ириска, выглянув в окно и на глаз прикинув погоду, спешно надела пальтишко, впрыгнула в резиновые сапожки и на всех парах помчалась в магазин.

      На улице было пусто, потому что, во-первых, среда – рабочий день, а во-вторых, с утра моросил дождь. Дождь для Элисты было явление не частое, а потому приравнивалось почти что к стихийному бедствию – зонтиков ведь тогда ещё практически ни у кого и не было. Но всё равно элистинцы дождь любили, особенно школьники старших классов, потому что можно было смело опаздывать, а на вопрос строгого учителя: «Почему опоздали?», невозмутимо ответить: «Так дождь же!»

      Около магазина, который ничем не отличался от обыкновенного жилого саманного дома, каких выстроилось на улице в ряд немало, тоже никого не было. Лариса подошла к деревянному корыту с мутной водой, вынула из него палку с намотанной на другом её конце тряпкой и легко смыла с резиновых сапожек прилипшую грязь. Потом она внимательно посмотрела на мокрую скамейку у двери, о чём-то задумалась, оглянулась и, наконец, открыла дверь.

      Очередь в магазине была небольшой, поэтому Лариска не умерла от нетерпения, а спокойно дождалась своего кулёчка и с предвкушением наслаждения заглянула внутрь.