Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 3. Мосян Тунсю
творящемся под Небесами[42], властвовать над людскими помыслами, – и что же?! Он даже ни разу наставником меня назвать не удосужился, обращался ко мне не иначе, как «старейшина», – каково?! А кто ты – средней руки совершенствующийся, который только и научил его, что каким-то общеизвестным приёмам да парочке незамысловатых техник, и всё же он с плачем цепляется за твой подол, продолжая звать тебя учителем даже после того, как ты от него отрёкся! Бесит до безумия!
Он долгие годы подавлял свой гнев и вот теперь, увидев эту мирно лежащую в гробу парочку, наконец не смог сдержаться. Казалось, его старые глаза вот-вот вылезут наружу от этой возмутительной сцены. Жалобы полились нескончаемым потоком. Его можно было понять, но от его слов Шэнь Цинцю самому было не легче: кому понравится, когда боевые техники твоей школы именуют «незамысловатыми»? Он открыл было рот, чтобы разразиться гневной отповедью, но тут Мэнмо наконец спрыгнул с гроба, заложив руки за спину, и принялся расхаживать взад-вперёд.
– А ведь если бы я по-тихому устранил тебя ещё тогда, при твоём первом попадании в Царство снов, ничего этого бы не произошло, – вновь начал кипятиться он. – Малец и правда был талантлив, из него можно было слепить всё что угодно, вот только из-за тебя он превратился в бесполезного нытика, который вызывает одно лишь раздражение. И при этом он упорно пытается сохранить перед тобой лицо, делая вид, будто ему всё нипочём! Будь я на его месте, давно бы прибил тебя или взял своё! Всё это переливание из пустого в порожнее в духе: хочу оттолкнуть, но привечаю, хочу сказать, но всё молчу[43], – глаза б мои этого не видели!
Шэнь Цинцю охватило необоримое желание заткнуть уши – или же рот демону. Взглянув на безмятежно лежащего рядом Ло Бинхэ, он поневоле представил его плачущим и тотчас отвернулся. В конце концов у него вырвалось:
– Так уж обязательно было высказывать всё это мне в лицо, старейшина?! Но теперь-то, когда вы выговорились, вы позволите мне проснуться?
Однако демон, похоже, ещё не закончил с ним:
– Проснуться? И что толку – ты всё равно не сможешь выбраться наружу! Пробитый проход давным-давно запечатался!
– Почему бы не открыть его снова? – рассудил Шэнь Цинцю. – Могу я попросить старейшину хотя бы указать мне направление, где была та самая брешь, что протаранил Ло Бинхэ с помощью хэй юэ ман си?
Его взгляд упал на Синьмо. Пробитый участок барьера, хоть и закрылся, всё ещё ослаблен. Если бы он мог прорубить его рассекающим пространство демоническим мечом… Проследивший за взглядом Шэнь Цинцю Мэнмо понял его мысль.
– На твоём месте я бы не был так уверен, что этот меч дастся тебе в руки, – с сомнением протянул он.
Разумеется, Шэнь Цинцю понимал это не хуже него самого.
– Другого выхода нет, – стиснув зубы, глухо бросил он. – Я должен попытаться.
Пробудившись, он по-прежнему покоился на дне гроба, а Ло Бинхэ мирно лежал в его крепких объятиях.
Слава небесам и земле, старый брюзга наконец-то оставил его в покое! Шэнь Цинцю как раз собирался поменяться местами
«Хочу сказать, но всё молчу» 欲说还休 (yù shuō huán xiū) – строка из стихотворения «Молодость не ведает печали» Синь Цицзи (1140–1207), известного поэта, каллиграфа, чиновника и военного деятеля эпохи южная Сун.