Неверный. Свободный роман. Айрин Лакс
мный взгляд. Чувственные губы. Лицо всегда немного нахмуренное, а глаза опасно сверкают.
Он тоже меня узнал.
– А-а-а… Это ты, Санька? Никогда бы не подумал, что у тебя такая жопка… – облизнулся.
– Моя жопка не для таких, как вы, Расул Мирасович.
– Чем плох мой… – поправил ширинку, гад!
– Тем, что он всех падших девушек пере… сами знаете что…
– Пере… что? Продолжай, если начала, Санька!
Он словно дразнится, называя меня, будто пацанку, цокает языком, потом касается им верхней губы.
– Зря облизываетесь, Расул Мирасович.
Мое чертово проклятье!
С тех пор, как он купил клуб, в котором я работала, жизнь стала тем еще квестом. Я все еще в поиске баланса между «ненавижу этого мудака» и «не могу отвести от него взгляд».
Любая бы на него запала. Это же просто ходячее искушение.
В клубе и тучная повариха томно вздыхает, втягивая живот, когда он сует свой породистый нос в закуски, проверяя, все ли идеально. Как выяснилось, не все. Купив клуб, Мирасов позволил заведению работать в штатном режиме, а потом объявил, что через пару недель мы закрываемся на реконструкцию.
Новость для меня откровенно паршивая, ведь здесь я зарабатываю больше всего! Теперь без денег сидеть придется.
Я уже подумываю над тем, куда податься. Надо посмотреть объявления, прикинуть, сходить на собеседования.
Сидеть и куковать без денег я не собираюсь, сосать лапу не вариант, а про другой вариант, связанный со словом «сосать», даже думать не хочется! Хотя предложения поступают. Чаще всего от мужиков, которые с внуками нянчатся, а сами все норовят нырнуть под юбку молоденьким официанткам, предлагая «вкусный сюрприз». В гробу я ваш сюрприз видала, старики.
Собрав все полотенца, намереваюсь пройти в коридоре. Мирасов лишь немного подается в сторону, показывая, мол, проходи. Я протискиваюсь и вдруг… снова хлопок.
Вздрогнув, я рассыпаю чертовы полотенца и возмущенно прикрываю зад ладошками.
За спиной рассыпается смех.
Расул хохочет.
У него на удивление заразительный, почти мальчишеский, ужасно задорный смех! Так и тянет ответить, но…
– Чего ты за свою жопоньку схватилась, Санька? Я лишь по стене шлепнул. Ладонью.
Не сводя с меня змеиного, пристального взгляда, он повторяет свой жест и хлопает.
Тот же самый звук раздается!
То есть он просто надо мной потешается…
Нравится ему меня доводить.
– Вот и шлепайте. По стене. Как настоящий уш…
Едва не вырвалось нехорошее слово.
Быстро прикусываю свой язык, но теперь… точно пройти не получится.
Всего одно движение – и я распластана по стене. Одна рука хозяина на моей шее, вторая – на стене. Ладонь крепко лежит на шее, большой палец неторопливо поглаживает линию подбородка.
– Кажется, ты хотела назвать меня ушлепком? – интересуется вкрадчивым, бархатным голосом.
– Я тут снова полотенца… рассыпала. Можно я их соберу?
Пинком Расул отбрасывает их в сторону, не глядя. Смотрит мне в глаза.
Ритмичное поглаживание его пальца сводит меня с ума.
Плюс парфюм.
Плюс жар сильного, красивого тела.
Ничего такого, правда, но я однажды видела, как он трахал жену бывшего хозяина заведения. Ох, как он ее трахал, как в порнухе долбил мощными рывками.
Рубашка была распахнута, обнажая крепкий торс. Пот стекал по груди… Челюсти сжаты, брови нахмурены.
Тогда он меня… заметил. Я чуть со стыда не провалилась, оцепенела на миг, пойманная его взглядом. Он усмехнулся и задолбил несчастную еще сильнее.
Впрочем, она не выглядела несчастной, скорее, рыдала от счастья, извиваясь на столе перед мужчиной.
И теперь эта картинка меня… преследует.
Картинка с Расулом преследует, а сам Расул – достает меня!
– Эх, Санька-Санька…
Он окидывает меня жарким взглядом с головы до ног и обратно, заставляя мурашки сбиться в кучу и пойти приступом на сердце, взяв его в плен. Вот-вот ладошки вспотеют, только этого мне не хватало!
Вот чего он ко мне пристал?
Взял бы и к Лерке приставал, она как только хозяина клуба не готова вылизывать, постоянно ему глазки строит; сиськи, как хорошие, крепкие дыньки, и ноги от ушей – как она ловко на высоченных каблуках цок-цок-цок с подносами всю ночь!
Но надо же ему прижать к стене меня.
Прижать и испытывать на прочность, а я… Да я буду тысячу раз рада уволиться! И больше никогда с ним не пересекаться.
В его присутствии даже дышать нереально, он весь воздух отравляет своим запахом и обещанием секса.
– Покажи мне язычок, – оттягивает губу вниз. – Покажи свой острый розовый язык, маленькая, грязная