Охота на снежную легенду. Александр Карпов
нарушение того, что на материке называется техникой безопасности.
Сложно было не поверить этому человеку. Он одним своим видом приковал к себе наше общее внимание, желание непременно подчиниться и делать только то, что говорит он. Илья еще долго, разборчиво и громко объяснял нам всевозможные правила выживания в тайге, постоянно ссылаясь на некий «материк», чем называл цивилизацию, из которой мы к нему прибыли. И это было единственное, что звучало немного комично, хотя речь всего лишь шла про обычную городскую жизнь, к которой мы все привыкли, в которой изнежили свои тела. Тем более выглядело странностью и все еще содержало в себе большой вопрос о том, почему наша команда была набрана не из привычных к тайге людей, натоптавших за свою жизнь сотни и тысячи километров по ее непролазным угодьям. Впрочем, именно вполне приспособленными к выживанию в суровых условиях выглядели те шестеро, что стояли позади Ильи и пока не желали подходить к нам, а все еще с ухмылками на лицах взирали на нас.
– Это охотники, – наконец кивнул ученый в их сторону и назвал специальности людей, вид который сам собой указал на их принадлежность в деле.
Обликом своим они мало отличались от самого зоолога. Поношенный зимний камуфляж, непромокаемая теплая обувь, неухоженные бороды, обветренные лоснящиеся не то от загара, не то от отсутствия желания лишний раз умыться, лица. Трое из шести на вид являлись представителями местного этноса, с кем нам уже пришлось вскользь познакомиться в поселке. Один, самый высокий, точно за два метра, был похож на цыгана: черноволосый, с цепким взглядом. Двое последних куда больше походили на людей, привычной нам, славянской или европейской внешности. Правда, один из них имел лицо столь опухшее, что можно было предположить о его пагубном увлечении алкоголем в свободное от охоты время.
– Петр, Василий, Юрий, – представились аборигены.
– Руслан, Вадим, Анатолий, – услышал каждый из нас от цыгана, славянина и алкоголика.
Мы обменялись рукопожатиями.
– Первая справа изба для охотников, – прорезал воздух громкий начальствующий голос Ильи. – Вторая – штаб. Там живу я, там оружие, боеприпасы, рации, аккумуляторы, аптечка. Потом столовая с кладовой в ней. Последняя, та, что с краю, мужики, ваша. Дрова на улице, топите печь. Сегодня ужин и крепкий сон. Завтра инструктаж и прочее. Будем готовиться к выходу.
– Сурово, по мужски, все до конца еще не ясно, опасность не утрачена, крохотная надежда не выживание есть, – произнес я про себя, не то – подбадриваясь, не то – успокаиваясь внутренне.
Потом он произнес еще громче, словно не просто информировал, а внушал всем присутствующим:
– В лагере все время действует сухой закон, и никто не курит. Запьете или закурите – провалите дело.
Вот это да. Ну, про действие «сухого закона» в этом месте я предполагал. Не согласиться с его наличием казалось откровенно