Странник. Силы сопротивления. Дмитрий Александрович Федосеев
ущий сеном, свежей древесиной и сладкими булочками. И в предвкушении посмотрел на родной Йориндер. С улыбкой вернулся к делу, продолжив латать потрепанную крышу. Следовало успеть к началу праздника. Большинство, кто жил и просто проезжал мимо нашей деревни называли её слишком захолустной даже для села. По сути, это и населённым пунктом было назвать сложно – всего три десятка домов, половина из которых больше походила на просторные сараи. Но мне здесь нравилось. В отличие от городка, расположившийся от нас в паре десятков верст на восток, где я пару раз бывал с Заккардом – нашим местным торговцем, по нашим тихим улочкам не слонялись всякие праздные ублюдки, ни во что не ставившие своего ближнего и думающая исключительно о своих карманах и желудке.
Когда я, наконец, закончил с ремонтом, небесное светило отправилось за горизонталь, и жители, уже соорудив кострище, готовились к шумному веселью: песни и пляски в честь Нариэллы – богини природы, чьи слёзы в начале времён сделали почву плодородной и породили жизнь. Это церемония осуществлялась каждый год, поэтому даже дети знали, как она проходит. В конце праздника, когда костер догорит, люди соберут в ладошки ещё тёплый пепел и посыпят им лунку, куда после посадят какое-то полезное дерево. Если саженец не приживется, значит, и год будет неурожайным.
Впрочем, несмотря на то, что сам сюжет праздника был весьма однообразным, скучать на нём никому не приходилось. Весёлые конкурсы, танцы, музыка, горячительные и безалкогольные напитки, большое количество угощений, а также окончание полевых работ делали торжество долгожданным и крайне приятным.
– Айзек! – из хаты вышла мать, застав меня всё ещё сидящего на крыше, – Беги переодеваться. А то твоя невеста волноваться будет, почему тебя нет на празднике.
– Ну мам… – который раз сказал я, закатив глаза, – Мы с Синидой просто друзья.
Но всё же принялся слезать.
– Да-да… Мы с твоим отцом тоже были просто друзьями. Пока ты не появился.
– Да-да, – ответил я, – А потом он умер от счастья.
– Дорогой ты мой мори, – мило улыбнулась женщина. Дело в том, что при основании наша деревня получила название Морен – в честь семьи, поселившейся здесь первыми. Однако, вскоре эти земли были захвачены нашим королевством, а тёмных эльфов, включая чету основателя депортировали, переименовав поселение. Но среди народа можно нередко услышать, как люди всё ещё называют себя моринцами. Моя же мать в мой адрес как-то несерьёзно сокращала это слово, словно подчёркивая, что она обращается к ещё ребёнку. И меня всегда это смущало, – Тебе повезло, что я ценю чёрный юмор, а то всыпала тебе по самое не балуй.
– Айзек ничего плохого не затевал, мозги у него в том направлении не работают, – шутливо вступился за меня мой приятель по имени Шенниос, – Он даже муху не обидит. Ему б только днями книжки читать, да слова новые узнавать, которыми тут же надо похвастаться и от которых у простых людей уши в трубочку сворачиваются.
– Ишь, защитник нашёлся. Жду вас у костра, – с улыбкой молвила мать и неспеша пошла прочь.
Шен подождал, пока она скроется за углом и нетерпеливо спросил:
– Ну?
– Не так уж много книжек я и прочитал.
Я, зевнув, залез в карман и выудил оттуда неброский сделанный вручную амулетик.
– Ну да, конечно. Всего лишь все книжки, которые у нас в деревне и половина из тех, что в городе, – его взгляд переключился на мою ладонь, – И как он работает?
Я улыбнулся:
– Когда твоя затея накроется, просто брось его на землю. Всё в радиусе десяти метров окажется в облаке тумана. И ты хотя бы сможешь смыться.
– Мой план тем и хорош. Он дерзкий. Никто не ожидает, что кто-то залезет на стену, чтобы раскрыть таким образом глаза людям.
Никон – наш охотник на днях знатно отходил 18-летнего паренька, опустив его достоинство в глазах общественности. И притом весьма заслуженно, поскольку Шенниос, пытаясь потихоньку влезть в спальню к его дочери, снес своей немалой тушей половину загона для свиней. Каким образом, правда, не понял даже сам нарушитель порядка. Но свиней пришлось ловить по темноте всей деревне.
Сам Шен же считает, что виноват Никон, мол, не следил за своим загоном, вот он и прогнил. И хотя охотник был мужиком своенравным, иногда вспыльчивым, но педантичным. Поэтому, обвинение моего приятеля казались слабыми даже для меня. Впрочем, как и его акт возмездия. Залезть на забор и всю ночь описывать Никона красочными эпитетами. Но я, зная своего друга, полагал, что даже если его чувство обиды пересилит слабость ко сну, то лень точно не останется в стороне. Наутро максимум, что деревня увидит на фортификационном сооружении – это "Никон – дурак".
Всё же я заколдовал для него амулет. Мне было жаль Шена и не хотелось, чтобы его стали обучать манерам повторно за одну неделю.
Когда я переоделся, мы всё же примкнули к неторопливо стекающейся немногочисленной толпе, чьё место назначения пролегало около берега реки Тарка – небольшая очищенная от растительности и почти ровная поляна. С юга её прикрывала небольшая роща акаций, которые давали летом насладиться