Я отвечаю за все. Юрий Герман
сказал ей доктор, – но таких, матушка, тетех еще не видел. Вот вам деньги – звоните, а погодя пофрыштыкаем, и отвезу я вас супругу вашему.
Зося от радости разревелась в голос: ей казалось, что все кончено, а теперь все начиналось сначала.
Позвонила в Унчанск, узнала адрес Штуба.
Завтракать с доктором она отказалась, так не терпелось ей увидеть мужа. Помчались они в такси – Николай Евгеньевич ни в чем не доверял этой голубоглазой, сияющей и розовощекой потеряшке, он должен был сам «вручить» Зосю мужу.
Штуб предложил доктору выпить у них чаю, Николай Евгеньевич торопился, он тоже более года не видел свою Ксению Николаевну и Сашку. В дверях они немного поговорили о газете «Унчанский рабочий», доктор наивно предполагал, что Штуб по-прежнему там работает.
А потом Август Янович долго слушал горестную повесть продрогшей и замученной Зоси.
– Что ж, все в норме, – сказал он, грея ее озябшие ноги своими крепкими, горячими руками, – все как у людей. Я ведь всегда знал, что женат на сумасшедшей. Но все-таки о чем ты думала, когда собирала вещи?
– О том, как увижу тебя.
– Ты всегда думаешь не по порядку, – упрекнул он. – В то время как другие жены считают по пальцам детей и багаж, ты витаешь в каких-то облаках. Где я тебе теперь возьму паспорт?
– А зачем он мне?
Полдня Зося проспала. А раскрыв глаза, спросила:
– Что ты тут делаешь?
– Сейчас готовлю тебе свиную отбивную, – попытался увильнуть Штуб, – слышишь, как славно шипит.
– Я не про сейчас! – сонно потягиваясь, произнесла она. – Ты же понимаешь, о чем я.
Он сел на край кровати, щелчком выбил папиросу из пачки и задумчиво произнес:
– Зося, не будем об этом говорить, ладно? Ты ведь знаешь, на дурное или низкое мы с тобой не способны.
Зося села в постели. И голос ее чуть-чуть охрип, когда она спросила:
– А на опасное?
Штуб молчал, раскуривая сырую папиросу.
– Пока этого нет и не предвидится в ближайшее время, – наконец ответил он. – Сейчас я тебе принесу твою котлету.
Всего четыре дня погостила она у него, а потом Тяпу хватила корь, и Зосе пришлось уехать в Унчанск. На портного люкс или экстра, как выражался Ястребов, Штуб выучиться не успел, выучился на форсистого портняжку, но и это годилось в спехе надвигающихся событий.
В апреле сорокового года, когда Норвегия и Дания были оккупированы немцами, Штуба срочно командировали в Одессу. Тамошний главный начальник приболел, заместитель срочно был вызван в Москву. Штубу пришлось иметь дело с гренадерского роста товарищем по фамилии Дубов. Не помня себя от замешательства по причине свалившейся на него международной ответственности и желая лишь выйти из кипятка живым и в нем не свариться, Дубов долгое время только отдувался, словно в парной бане, а потом, утирая обильный пот, зачастил:
– Я лицо малозначащее, эти вопросы для меня могут решать исключительно директивные