Ангел смерти. Михаил Лермонтов

      Тебе – тебе мой дар смиренный,

      Мой труд безвестный и простой,

      Но пламенный, но вдохновенный

      Воспоминаньем и – тобой!

      Я дни мои влачу тоскуя

      И в сердце, образ твой храня.

      Но об одном тебя прошу я:

      Будь ангел смерти для меня.

      Явись мне в грозный час страданья,

      И поцелуй пусть будет твой

      Залогом близкого свиданья

      В стране любви, в стране другой!

      Златой Восток, страна чудес,

      Страна любви и сладострастья,

      Где блещет роза – дочь небес,

      Где всё обильно, кроме счастья;

      Где чище катится река,

      Вольнее мчатся облака,

      Пышнее вечер догорает,

      И мир всю прелесть сохраняет

      Тех дней, когда печатью зла

      Душа людей, по воле рока,

      Не обесславлена была,

      Люблю тебя, страна Востока!

      Кто знал тебя, тот забывал

      Свою отчизну; кто видал

      Твоих красавиц, не забудет

      Надменный пламень их очей,

      И без сомненья верить будет

      Печальной повести моей.

      Есть ангел смерти; в грозный час

      Последних мук и расставанья

      Он крепко обнимает нас,

      Но холодны его лобзанья,

      И страшен вид его для глаз

      Бессильной жертвы; и невольно

      Он заставляет трепетать,

      И часто сердцу больно, больно

      Последний вздох ему отдать.

      Но прежде людям эти встречи

      Казались – сладостный удел.

      Он знал таинственные речи,

      Он взором утешать умел,

      И бурные смирял он страсти,

      И было у него во власти

      Больную душу как-нибудь

      На миг надеждой обмануть!

      Равно во все края вселенной

      Являлся ангел молодой;

      На всё, что только прах земной,

      Глядел с презрением нетленный;

      Его приход благословенный

      Дышал небесной тишиной;

      Лучами тихими блистая,

      Как полуночная звезда,

      Манил он смертных иногда,

      И провожал он к дверям рая

      Толпы освобожденных душ,

      И сам был счастлив. – Почему ж

      Теперь томит его объятье,

      И поцелуй его – проклятье?

      . . . . . . . . . .

      Недалеко от берегов

      И волн ревущих океана,

      Под жарким небом Индостана,

      Синеет длинный ряд холмов.

      Последний холм высок и страшен,

      Скалами серыми украшен,

      И вдался в море; и на нем

      Орлы да коршуны гнездятся,

      И рыбаки к нему боятся

      Подъехать в сумраке ночном.

      Прикрыта дикими кустами

      На нем пещера есть одна —

      Жилище змей – хладна, темна,

      Как ум, обманутый мечтами,

      Как жизнь, которой цели нет,

      Как недосказанный очами

      Убийцы хитрого привет.

      Ее лампада – месяц полный,

      С ней говорят морские волны,

      И у отверстия стоят

      Сторожевые пальмы в ряд.

      Давным-давно в ней жил изгнанник,

      Пришелец, юный Зораим.

      Он на земле был только странник,

      Людьми и небом был гоним.

      Он мог быть счастлив, но блаженства

      Искал в забавах он пустых,

      Искал он в людях совершенства,

      А сам – сам не был лучше их;

      Искал великого в ничтожном,

      Страшась надеяться, жалел

      О том, что было счастьем ложным,

      И, став без пользы осторожным,

      Поверить никому не смел.

      Любил он ночь, свободу, горы,

      И всё в природе – и людей —

      Но избегал их. С ранних дней

      К презренью приучил он взоры,

      Но сердца пылкого не мог

      Заставить так же охладиться:

      Любовь насильства не боится,

      Она – хоть презрена – всё бог.

      Одно сокровище – святыню

      Имел под небесами он;

      С