Вальс в четыре руки (сборник). Коллектив авторов
рик из балетного учителя, пианиста и учеников. И учитель тут – дирижер, а пианист – как первая скрипка, и ученики – оркестранты со своими партиями. Еще она пела в хоре, с которым объездила мир. Она преподавала скрипку, фортепиано, флейту. Она умела играть на многих инструментах.
Она ставила музыкальные спектакли с детьми, малыши трех-четырех лет учились у нее танцевать и петь.
Она написала книжку «Мастер-класс, записки концертмейстера балета». Кто не читал еще – очень советую. Магическая книжка!
И еще у нее была страница в Живом Журнале в Интернете. http://m_petra.livejournal.com. Она была ренессансный человек, Лада, столько всего разного умела, знала, помнила. А в жизни она была очень смешливая, обаятельная, красивая. И сильная – это помогло ей с достоинством переносить тяжесть болезни.
В предисловии обычно пишут про содержание, про ожидания читателя от книги. Здесь есть и шуточка скерцо, и элегия ностальгии, любовный романс и сюита ушедшего времени…
А все вместе – концерт для жизни с оркестром!
Татьяна Вавилова. Пианино
В далеком пионерском детстве я мечтала о великих подвигах и, не чувствуя в себе никаких к этому способностей, очень хотела найти героев хотя бы среди своих родственников. Увы! Мои родители не смогли вспомнить ни одного революционера или партизана, не было даже бедняков крестьян или просто верных делу коммунистов. Даже моя тетя, вернувшаяся с войны, была там всего-то врачом полевого госпиталя, а не разведчиком в тылу врага. А бабушка Оша, мамина мама, так отличалась от «настоящих» бабушек моих подружек, что вызывала у них подозрения относительно своего происхождения.
Родилась она в городе, который я не смогла найти на школьной карте, – в Новом Маргелане. В этом чудесном городе, вспоминала бабушка, не было ташкентской жары и пыли, на улицах росли фруктовые деревья, между ними журчала по арыкам прозрачная студеная вода из горного сая. А дом, где она жила с родителями и многочисленными сестрами и братьями, был окружен густым тенистым садом, настолько огромным, что, объехав его верхом по периметру, младший брат Саша приводил свои брючки в полностью негодное состояние.
Невзирая на солидный возраст, всегда красиво причесанная, стройная, подтянутая бабушка Оша не признавала платков, вязаных кофт, шлепанцев и капотов. Она вставала рано утром, обтиралась холодной водой, называя это институтской привычкой, и только потом разжигала щепками маленькую железную печку и ставила чайник.
Иногда бабушка вынимала картонную коробку из-под обуви и доставала из нее старинные фотографии. Военные на них были, но не те, каких мне тогда хотелось увидеть. Все они, говорила бабушка, умерли задолго до революции, а потому героями быть не могли. Но прекрасные дамы с талиями-рюмочками и нежные девушки в длинных пышных платьях, с высокими прическами и цветочными корзинками в руках не могли не волновать мое воображение. Девочке нищих послевоенных лет они казались сказочными принцессами. А для бабушки это были любимые лица давно потерянных родных. Каждая фотография вызывала у нее целую череду воспоминаний. Загадочные принцессы оказывались подругами или сестрами бабушки, а дама в закрытом шелковом платье, с бриллиантами в ушах – их матерью.
Теряя ощущение реальности, я подолгу слушала о мазурках и менуэтах на балах-маскарадах в Николаевском институте благородных девиц. В учебном заведении с таким странным и непонятным для меня названием бабушка провела восемь лет. Находилось оно в Оренбурге, вдали от Нового Маргелана. Сначала нужно было ехать на тарантасе по степи до Каспийского моря, останавливаясь на ночлег в киргизских юртах. В Красноводске пересаживались на пароход и только на другом берегу Каспия достигали железной дороги. Правда, ближе к институтскому выпуску семья переехала в Самарканд, куда уже была проведена железная дорога, и время пути значительно сократилось, но все равно детей привозили домой лишь на летние каникулы. Долгая разлука с родными переносилась очень тяжело, но в Новом Маргелане в ту пору дать приличное образование было негде.
Вместе с бабушкой в институте учились ее приятельницы. Так бабушка Оша называла пожилых дам, живших, подобно ей, в тесных маленьких комнатках ташкентских одноэтажных особняков, превращенных после революции в жактовские коммуналки. Я была с ними знакома. На фотографиях я с трудом узнавала в прекрасных благородных девицах чистеньких учительниц-пенсионерок в темных скромных платьях с белыми кружевными воротничками и с такими же белоснежными волосами.
После революции кто только не высмеивал институток: комсомольские и партийные деятели, советские писатели и журналисты – все старались представить их «кисейными барышнями», глупыми и легкомысленными.
Но женское образование в России, начало которому положила Екатерина II в 1764 году, вполне соответствовало поставленным целям. Императрица хотела, чтобы дворянки и девушки из среднего сословия получили европейское образование, смогли бы стать интересными, духовно богатыми собеседницами и воспитательницами своих детей. Кроме общеобразовательных предметов, девочкам преподавали рисование, музыку, танцы,