Пончики под тополем. фрагменты одного детства. Вера Мельникова
: стоит мне пережить ещё разок эти серые пресные – как диетический хлеб – детские годы и я смогу чудесным образом реанимировать себя-сегодняшнюю.
Я купила несколько толстых общих тетрадей (самых толстых, которые только нашла в магазине!) и уехала на год в деревню – вынимать из себя-взрослой себя-маленькую…
Вспоминание – процесс парадоксальный. Тончайшая ниточка незначительных – в первом приближении – событий иногда уводила меня на ТАКИЕ глубины!.. Мои выводы приравнивались, без ложной скромности, прямо-таки к сенсационным психологическим открытиям «в области собственной персоны». Я периодически громко сообщала своему верному псу: «Вот как оно было на самом деле-то!.. Вот почему я теперь…» А значительные события жизни, которые всегда оставались на поверхности памяти, за которыми не нужно было «глубоко и надолго» нырять, так и остались рядовыми происшествиями, «без выводов», без моих восклицаний.
Финал работы меня немало удивил. Ожидаемого выздоровления (себя от себя) не произошло, моё детство, казавшееся мне безвкусным кирпичиком «Докторского», в праздничный пирог не превратилось, но на моём маленьком письменном столе у старинной печки родилось 55 самостоятельных рассказов о моей детской Москве, о летних каникулах на даче за Истрой, о семейных праздниках, о моей школе на улице Достоевского, о сверстниках и взрослых людях, которые меня тогда окружали…
И пришло окончательное понимание того, что каким бы ни был этот старт, радостным или печальным, шанс на другой никому, никогда, ни за какие заслуги или страдания не даётся. Поэтому моя книга, несмотря ни на какие жизненные обстоятельства, вовсе НЕ ЖАЛОБНАЯ КНИГА, а КНИГА О ДЕТСТВЕ.
А в детстве, как известно, и трава зеленее, и солнце ярче, и тучи над головой очень временные и не такие чёрные. А главное – впереди долгая счастливая жизнь, полная удивительных приключений, прекрасных друзей и круглосуточной свободы.
Итак…
Пончики под тополем
На внутренней стороне Сущёвского вала (дедушка по старинке называл его Камер-Коллежским), если идти от «Марьинского» Мосторга в сторону «Минаевского» рынка, до 1989 года стояла небольшая белая будочка «Пончики под тополем». Название было написано на фанерке над крышей – от руки, крупно, размашисто, красной краской. Внутри белой будочки творились чудеса: две полных тётеньки в белых халатах и белых поварских шапочках время от времени закидывали в кипящее подсолнечное масло пончики. «Русские» пончики были тогда стандартной формы – бублики.
Палатка была мала – и одному-то не развернуться! А тут ещё сумасшедший жар от чана с маслом: тётеньки были вечно с брусничными щеками и с потными лбами.
На внутренней полочке, под самым окошком, были установлены большие железные весы с гирьками и бегающей стрелкой: стрелка оказывалась как раз под самым носом у покупателя. Тётеньки ловко скручивали из грубой обёрточной бумаги надёжный кулёк, устраивали кулёк на чаше весов, закидывали туда адски горячие пончики и посыпали весь объём – по желанию едока – сахарной пудрой.
В конце операции они как-то очень лихо загибали верхний выступающий угол кулька, как загибают угол пелёнки, когда хотят уберечь младенца от «дурного глаза».
Тётеньки протягивали покупателю «укутанные» пончики с напором акушерок, «возвращающих» молодой матери в день выписки из родильного дома её младенца – уверенно и как бы окончательно («Принимай же!»).
А принять в первую секунду было страшно: горячее «пончиковое» масло моментально расписывало кулёк жирными пятнами. Салфетки в придачу к пончикам, кажется, полагались, но толку от них совершенно не было. Пакеты-майки, так принятые сейчас, в те годы в магазинах отсутствовали, были только крафт и иногда вощёная бумага («восковка»).
Вся подлость заключалась ещё и в том, что поедать эти пончики нужно было без промедления: во-первых, остывая, они теряли свой аромат, а во-вторых, пудра таяла, и пончик, взятый из кулька с опозданием, переставал радовать едока своим нарядным белым боком. Конечно, на вкус это сильно не влияло, но пончик без пудры выглядел не так желанно.
Я сейчас думаю, что вся «соль» пончика была именно в сахаре, которым его щедро посыпали.
К сожалению, пончики пеклись по какому-то особому графику, известному одним тётенькам в белых халатах. Думаю, это зависело от подвоза готового теста или перемены масла в котле для жарки. Прохожий не мог быть торжественно одарен заветным кульком всякий раз, когда проходил мимо: процесс выпечки надо было «ловить». Я, маленькая, не очень могла сообразить, когда это нужно делать, поэтому покупала эти пончики не так часто, как хотелось.
Были дни, когда белая палатка не работала вовсе.
Но помимо самих пончиков было ещё кое-что выдающееся в этой точке моей детской Москвы: огромный тополь, закрывающий маленькую палатку своей кроной. Он рос на пять шагов дальше и левее палатки. Ветви его никогда не подрезали. Ствол тополя был необъятен. Я не знаю, сколько ему было лет, но он вполне мог «помнить Наполеона», как выражался мой дедушка.
Казалось,