Вышивальщица. Книга первая. Топор Ларны. Оксана Демченко
превращается в игру без правил. Прямо, направо или налево? Три шага, из которых неверными могут оказаться все три… Малек тяжело вздохнул и выбрал: «прямо». Закрепился, проверил плиту. Проверил ещё раз. И осторожно, стараясь не раскачивать хрупкое сооружение, пополз вперед.
Трещина почти не создала звука. Щелкнула слабо и вроде неопасно, но в следующее мгновение Малек уже рушился вниз, не успев охнуть. Само стекло тоже падало, неровный его обломок достиг скал и распался эхом звонов и хрустов… А Малек повис, удивляясь своему нежданному спасению.
– Больше так не делай, – проворчал Шром. – Не всегда дядька будет цепляться к скале и ждать, покуда ты ошибешься, да… Опять же, панцирный ус у меня один. Падал бы ты с той вон плитки, я бы и не достал, пожалуй. Клешней – оно всяко надежнее, да… Испугался?
– Очень, – кое-как Малек выдохнул хоть одно слово. Вцепился в знакомый панцирь и прижался к нему всем телом. – Ох и страшно.
– Вот-вот, верное дело. Бойся. Я тоже боюсь, да. Отсылать да страховать – оно совсем уж невмоготу, проще самому лезть, – пожаловался Шром, взбегая по стене и ныряя в неприметный темный лаз.
Малек не успел отдышаться, а дядька уже стряхнул его у двери библиотеки и сгинул. Ларна стоял на прежнем месте и недовольно рассматривал взлохмаченный обрыв страховочной веревки. Разрезало кромкой стекла, – пояснил он. И Малек отчетливо разобрал даже в полумраке: выродёр бледен, руки его предательски вздрагивают. Значит, дядька прав. Страховать страшнее, чем ползти по стеклу! Эта мысль странным образом обнадежила и развеселила. Совсем не одно и тоже: красться по осклизлому стеклу, надеясь на себя одного и сомневаясь в каждом движении – или же ползти все там же, зная, что тебя ценят, берегут и страхуют… Что из-за тебя у самого Шрома пару раз ус дернулся! Малёк не стал даже пытаться отогнать улыбку. Пусть родовой замок грязен и воняет гнилью, пусть ночь черна. Пусть от выродёра подозрительно пахнет терпко-рыбьим духом вырьей крови: не иначе, Борг умирал долго и страшно… Пусть старые стекла утратили прочность и оттого вдвойне опасны. Он все равно справится.
Уверенность согрела руки и прогнала сомнения. Уверенность сделал больше, чем прежняя опасливая осторожность. Может быть, – прикинул Малек, выбираясь на стекло, – так действует на Шрома его тагга. Греет, умаляя беды и даруя веру в хорошее…
– На тебя упало крупное такое и внезапное вдохновение, – предположил Ларна, наблюдая, как Малек возится и прищелкивает языком любимый барабанный ритм. – Ох, смотри, опасная штука. От него до самоуверенности – шаг шагнуть. Я знаю, точно так получил метку на лице. Это был мой пятый выр. Я казался себе непобедимым. Он был силен и стоил… – Ларна тяжело вздохнул. – Пожалуй, жизни он стоил. Но тогда я думал иначе. Он испортил мне лицо и порвал ребра. Я поблагодарил его за науку и дал ему легкую смерть. Малёк, тебе очень противно слушать меня?
– Нет, мне интересно, – сообщил Малёк, закончив крепить