Черный лед. Бекка Фитцпатрик
чше и сестер чудеснее! Я никогда не боялась, что вы не скажете мне именно то, что на самом деле думаете про «Черный лед». В конце концов, вы говорили мне, что думаете о моей одежде, прическе, парнях и вкусах в музыке и кино, с самого детства. Вы – лучшие.
Я не могу не упомянуть Дженн Мартин, мою помощницу, чей мозг работает совсем иначе, нежели мой: он организованный! Дженн, спасибо тебе за то, что взяла на себя все остальное, позволив мне сосредоточиться на написании книги.
Спасибо моим друзьям в издательстве «Саймон энд Шустер», включая Джона Андерсона, Джастина Чанду, Энн Зэфиан, Джулию Магуайр, Люси Рут Камминс, Крисси Ноу, Кэти Хершбергер, Пола Крайтона, Суджи Ким, Дженику Нэсуорти и Чаву Уолин: о лучшей издательской команде я и мечтать не могла. Жму руки и обнимаю всех сразу.
Катарин Винке, спасибо Вам за редактирование «Черного льда».
Как всегда, я высоко ценю деловую хватку и проницательность моего агента Кэтрин Дрэйтон. Кстати, об агентах: мне повезло работать с лучшими агентами по международным правам в нашей отрасли. Спасибо, Линдси Блессинг, за то, что вложила мои книги в руки читателей по всему миру.
Эрин Тангеман из офиса генерального прокурора Небраски заслужила овации, отвечая на все мои вопросы, связанные с законом. Все ошибки – только мои.
Спасибо Джейсону Хейлу, придумавшему рыбацкие слоганы на бампере джипа Бритт.
Я знаю: Джош Уолш, как человек скромный, уже устал от постоянных упоминаний в моих книгах, но его познания в фармацевтике невозможно переоценить.
И, наконец, дорогие мои читатели, эта книга попала вам в руки прежде всего благодаря вам самим. Не знаю, как благодарить вас за то, что читаете мои истории.
Апрель
Ржавый «Шеви»-пикап со скрежетом остановился, и Лорен Хантсмен, стукнувшись головой о стекло, проснулась.
Вздрогнув, она несколько раз нетрезво сморгнула. В мозгу кружились обрывки воспоминаний, обломки, из которых – только бы удалось собрать их вместе! – могло еще сложиться что-то целое. Окно в начало сегодняшнего вечера. Но пока осколки разбитого окна валялись на дне трясущейся головы.
Лорен припоминала какофонию музыки кантри, буйное веселье, сводки НБА на экранах поверх голов. Приглушенное освещение. Полки, заставленные дюжинами бутылок, поблескивавших зеленью, янтарем и чернотой.
Чернота.
Она попросила плеснуть ей из той бутылки – от нее приятно кружилась голова. Твердая рука не успела наполнить стопку, как Лорен уже опрокинула ее в глотку.
– Еще одну, – хрипло велела она, стукнув пустой емкостью по стойке.
Лорен вспомнила, как плавно покачивалась, прижимаясь к ковбою, в медленном танце. Как стащила его шляпу – на ней она смотрелась лучше. Черный «стетсон», так шедший к ее коротенькому черному платью, черному пойлу и паршивому черному настроению. О последнем, к счастью, легко забывается в такой обшарпанной забегаловке, как эта – редкий подарок среди баров в задирающем нос ла-ди-дашном мире долины Джексон-Хоул в Вайоминге, куда она приехала с семьей на отдых. Ей удалось ускользнуть, здесь родители ни за что ее не отыщут, – эта мысль оставалась светлой полосой на горизонте. Скоро она так надерется, что едва ли вспомнит, как они выглядят. Уже сейчас их осуждающие нахмуренные физиономии мелькали в сознании потеками непросохшей краски, сползающими по холсту.
Краска. Цвет. Искусство. Она пыталась сбежать туда, в мир заляпанных джинсов, перемазанных пальцев и просветленной души, но «предки» тащили ее назад, останавливали. Им не нужен художник-неформал в семье. Им нужна дочь с дипломом Стэнфорда.
Если бы они просто любили ее. Тогда бы ей не нужно было носить тесные дешевые одежонки, так бесившие мать, или предаваться страстям, оскорблявшим эгоизм и аристократическую чопорность отца.
Она почти жалела, что матери нет рядом и та не может полюбоваться, как доченька извивается у ноги ковбоя. Как трется бедром о его бедро, шепча ему в ухо самую непристойную похабень, какую только смогла придумать. Они прервались, только когда он пошел к стойке принести ей новый стакан. Лорен могла поклясться, что вкус стал другим. Или она уже так надралась, что ей почудился горький привкус?
Ковбой спросил, не хочет ли она где-нибудь уединиться.
Лорен раздумывала всего мгновение. Если мать не одобрит, значит, ответ очевиден.
Пассажирская дверь «Шеви» распахнулась. Взгляд Лорен на короткое время перестал метаться из стороны в сторону и сфокусировался на ковбое. Она впервые заметила кривую переносицу – возможно, «трофей», полученный в пьяной драке. Открытие, что у него горячий нрав, по идее, должно было еще сильнее «завести» ее, но – даже странно – она поймала себя на мысли, что предпочла бы подцепить мужика, упражняющегося в сдержанности, а не в инфантильных вспышках. Такого рода «культурное» замечание могла бы отпустить мать. Мысленно высмеяв себя, Лорен списала свою раздражающую разборчивость на усталость. Ей нужно поспать. Немедленно.
Ковбой снял с нее «стетсон» и вернул на свою неряшливую копну русых волос.
– Кто