Расстрелянный народ. Марк Агатов
хлебозавода. Там были каменные ниши, и крымчаки превратили их в сапожные лавки. Работал там Ломброзо, мой зять Лазарь Томалак. И на самом толчке было еще несколько крымчакских мастерских.
В начале прошлого века крымчаки работали сапожниками, жестянщиками, портными. Ачкинази держал около каменных ворот большую сапожную мастерскую, там была еще вывеска «Ачкинадзе». Фамилия его была записана на грузинский манер через букву «д», но он был крымчак, и звали его Аркадий. Еще там работали Томалак, Лехно, Мизрахи – все сапожники.
Дядя Дима перечисляет крымчакские фамилии, о которых уже забыли в Евпатории. Во время оккупации все оставшиеся в городе крымчаки были расстреляны фашистами, и эти фамилии навсегда исчезли из избирательных списков и городских телефонных справочников.
– Ты спрашиваешь, как начинал работу мой отец? – повторяет вопрос Давид Абрамович. – Он каждое утро ходил в кофейню. Кофейня была около каменных ворот. Там располагался заезжий двор Зефира. В кофейню мужчины приходили в пять, шесть утра. Выпивали по чашке кофе. Играли в домино. Там было два комплекта домино. Совершали сделки, договаривались насчет материала. А за кожей сапожники ездили в Одессу. В моде тогда были комнатные тапочки из лосиной кожи. Это была необычная обувь. Курортники увозили их домой в качестве сувениров. Красивые были тапочки. Торговали ими в курортных районах, как только начиналось лето. Весной же сапожники заготавливали материал, и шили целую партию этих тапочек.
Рассказы о постоялом дворе и кофейне я много раз слышал и от своего отца Исаака Марковича Пурим. До революции мой дед Маркус, а я был назван в честь своего деда, держал кофейню и постоялый двор, только не в Евпатории, а в Карасубазаре. И там тоже мужчины собирались в пять утра пить кофе. Деду Маркусу приходилось вставать в четыре и вместе со своим старшим сыном, а им был мой отец, которого по обычаю, заведенному в крымчакских семьях, называли Борух – первый, они отправлялись на работу. В русский язык это имя, а точнее, кличка Борух, пришла в переводе, как Борис, и все знакомые отца называли – Борисом. А когда он стал взрослым, то к кличке приклеилось отчество, и для многих людей он остался в памяти, как Борис Маркович Пурим. В этой книге ПАМЯТИ буду и я называть своего отца тем именем, к которому он привык и с которым прожил всю свою жизнь. Отец говорил, что Борух-Борис – его второе имя, которое ко многому обязывает крымчака. Объяснение вполне логичное, так как в отсутствии отца он становился старшим в семье и принимал все решения.
А теперь вернемся в довоенную Евпаторию
– Рядом с каменными воротами была аптека, а недалеко от нее мастерская одеяльщика Бакши, – продолжает свой рассказ Давид Абрамович.– А вот чтобы крымчаки держали аптеку, я не слышал. Я знаю, что у крымчаков в этом районе были свой магазин и крымчакская артель. Там работали портные, они шили рубашки, которые и продавали в этом магазине. Хозяином магазина был