Ловля. Книга стихов. Анатолий Ухандеев

      Всякому опасен голубой

      омут, для беспечного погибель,

      трусу – подлость: я один – не с ними,

      рыбаку тревога и покой.

      Сыпь в сачок сырое серебро

      чистое, последнее на свете.

      Руки пахнут кровью,

      рыбьей смертью,

      Ледяной водой.

      Пока ты ещё остров, лови кефаль,

      но, когда закатают тебя в асфальт,

      уже не зови меня с полным ведром наживки…

      (Слова на обрывке).

      А то и ловец человеков

      солёную рыбу любил.

      Когда океан каждой лодке

      толкается в бок: уйди!

      Спроси с иронической ноткой

      не трудно ли мне в пути.

      А впрочем, ты остров, ты остров,

      ты всё ещё остров, прости…

      Спасающим друг друга от смерти

      Этим вечным символическим «вместе»

      Не завидую, потому что однажды

      «Вместе» тоже теряет важность,

      Теряет влажность, блеск, теплоту дыханья,

      «Вместе» становится меньше с уменьшением расстоянья

      Между носами любящих, губами и языками,

      Между тем, что не назову своими именами.

      Не завидую им, потому что спасенье,

      К ним пришедшее в исступлённом всхлипе,

      В одно прекрасное, опустошённое снегом воскресенье,

      С ними оставшееся, растущее от головастика к рыбе,

      Затем к чему-то птичьему, а потом к свету

      И шлепку, и маминым слезам и смеху,

      И одному бесконечному, тёплому, верному лету,

      Спасение их догадается: нет спасения сверху,

      Поймёт, начитавшись Камю и Сартра,

      Насмотревшись хороших фильмов с друзьями,

      С сёстрами наигравшись в полночные карты,

      Что от смерти лишь вместе прогулки по берегу Камы,

      Только губы и носы, и сплетённые руки,

      Что оно в одном исступлённом ликующем звуке,

      Что родители его давно не любят друг друга,

      Что он тоже вынужден шествовать по освещённому кругу,

      Что потерянных иллюзий вдруг становится

      совершенно не жалко,

      Что жизнь продолжается, и хорошо, что ни шатко, ни валко,

      И тогда он безжалостно захочет сделать любимой подарок:

      Голубую бесценную розу – счастливую старость.

      И вот живу, как праздничный обед,

      А шестеро всё не идут звенеть

      Приборами, столовых серебро

      Чернеет, и гниёт ребро.

      Терпи вино, гостей не извиня,

      Придёт отечество и приберёт меня.

      Здесь замученный август порвал облаков кутерьму,

      не донёс до аптеки карманную неба тюрьму:

      раскроил электрическим скальпелем, сунулся – дождь!

      Это я нарисованной тучей, холодной водой

      утекаю по правилам в Каму, гремит водосток…

      Есть из августа поезд домой, и ещё ветерок.

      И пахнет углём, сажей, лебеди

      озеро превращают в средоточие взгляда,

      то ли я в небе, то ли ты

      рядом.

      Прозвенит в моём сердце будильник

      неподдельный такой жестяной,

      между слов изумительно хлынет

      то спасительное или имя,

      хлынет, хлынет, накатит волной…

      Кто и не был, тот станет любимым,

      впрочем, то ли платок нитяной,

      то ли рыбой, постелью, рекой.

      Ещё не завтра славы

      последний поцелуй,

      ещё не скоро травы

      над