Степные боги. Андрей Геласимов
просунул мешок с бутылкой под забор и поднялся на ноги.
– Слышь, пацан, – в щели снова появился глаз. – А может, ты жрать хочешь? У нас тушенка американская есть.
У Петьки закружилась голова. Он хотел что-то сказать, но у него засипело в горле. Немного прокашлявшись, он со свистом втянул воздух и наконец ответил:
– Хочу.
Тушенки было много. Возле табурета, на который ефрейтор усадил Петьку, стояло банок десять или пятнадцать. Столько сразу Петька не видел еще никогда. Впрочем, и не сразу он столько не видел. Вообще не видел тушенки. Слишком мало прожил.
Ефрейтор подхватил одну банку и подбросил ее в воздух. Банка закрутилась у Петьки над головой, сверкая серебристым донышком. Петька смотрел, как она вертится, а солнце, светившее в окно, мелькало на поверхности банки, и от этого по потолку бежали блики. Ефрейтор Соколов протянул руку, и банка послушно опустилась в его большую ладонь.
– Ты как будешь? – сказал он. – Кусками на хлеб или в тарелку? Я лично кусками на хлеб.
– И я, – сказал Петька, не отрывая глаз от банки с красными буквами, которых он не мог прочитать.
– Одобряю.
Ефрейтор вынул из чехла на поясе финский нож, одним круглым движением взрезал банку, большими ломтями накромсал черный хлеб, разложил на него кусками тушенку, облизнул лезвие ножа, подмигнул Петьке, аккуратно вытер нож о половину буханки хлеба, снова подмигнул Петьке, убрал нож в чехол, вынул из Петькиного мешка бутылку со спиртом, зубами вытащил пробку, понюхал, опять подмигнул, налил себе полстакана, поставил бутылку на стол, улыбнулся, поправил ремень и провел рукой над столом, приглашая:
– Ну чего? Давай за победу.
Пять минут в каптерке не раздавалось ни звука. Потом ефрейтор вставил пробку в бутылку и посмотрел на Петьку.
– Ну как?
– Ага, – сказал Петька.
Больше он пока сказать ничего не мог. Нужно было время, чтобы понять. Дня через два он бы, наверное, сумел ответить точнее, но сейчас, когда все только что произошло, он еще не мог разобраться в своих чувствах. Просто смел со стола крошки в ладонь, проглотил их и снова сказал:
– Ага.
– Ну так давай еще одну банку прикончим, – сказал ефрейтор. – Спирт вроде еще есть.
И в комнате снова стало тихо на десять минут. А может, на дольше. Или на меньше. Петьке было трудно сказать. Время из этой комнаты ускользнуло.
Но потом все же вернулось.
– Как там волчонок твой? Не подох?
– Не-а, – сказал Петька. – Я его с козами в сарай посадил.
– С козами? Ну, ты даешь! Они, наверное, того… С ума сходят.
– Я его молоком ихним пою. Пусть привыкает.
– Ну да, – усмехнулся ефрейтор. – Он привыкнет.
В этот момент дверь в каптерку открылась, и через порог резко шагнул старший лейтенант со шрамом. Входя, он стукнулся головой о притолоку.
Ефрейтор, почти не меняя положения тела, одним неуловимым движением убрал Петькину бутылку в карман галифе, а сам Петька сжался в комок и начал сползать с табурета.
Старший лейтенант машинально потер голову, скользнул