Сонеты. Анна Жмычкова
уг живая тишина. Все дышит и движется. Это не машина, не механизм с шестеренками, пружинами и цепями. Это бьющееся сердце природы. Необъятный, непостижимый и в то же время такой простой мир, в котором важное место занимает и мое собственное, сейчас спокойное и ровное дыхание. Я не одна. Чувство одиночества или скуки от нехватки веселого общества мне, к счастью, не знакомо. И без прямого взаимодействия чувствую свою причастность к вечному хору неумолкающих голосов. Все вместе мы кружимся в танце – свободные, ни к чему не привязанные, – теряя и обретая друг друга вновь. Приходим и покидаем этот мир, часто не успев ни чем обозначить своего кратковременного в нем присутствия. То ли от замешательства и смущения, вызванных осознанием возложенной на нас кем-то намного более совершенным, чем мы сами, ответственности, то ли от неосознания ее вовсе. Пока неопытны и юны, распахиваем душу пред жестокосердными притворщиками, а обжегшись раз, остерегаемся искренне участливых, бескорыстных людей с добрым сердцем. Принимаем легкодоступность за искренность, мешая между собой людей попросту несдержанных, пышущих неистовым, навязчивым жаром и страстных, порывистых, но по-детски наивных людей, не способных на обман. Впадаем из крайности в крайность, то водружая на пьедестал, то свергая с него, больно разочаровавшись и обманувшись, спутав подлинное величие с эгоизмом. Суету принимаем за действие, а действие – за дело. Внимаем, открыв рот, убедительному вранью, недоверчиво качая головой удивительной правде. Тщедушно проявляем заботу только потому, что так нужно, для очистки собственной совести, не питая истинных чувств и сострадания. Исповедуемся, не поняв вины своей. Завидуем лжи других и лжем сами себе. Но все это сотрется, забудется, развеется в прах еще при жизни нашей. А след оставит лишь правда: сорвавшаяся с уст и воплощенная руками, осязаемая и бестелесная. Мощная, как ураган, необходимая, как воздух, вечная, как сама земля.
I
Осознаю, как скромен гений мой,
Но книгу отложить на полку не спеши.
Пусть стиль и слог стихов моих простой,
Зато пишу их сердцем, от души.
Не нужно вслух произносить имен.
Учитель мой прозвал себя «желаньем».
Преподавателем своим прельщен,
Зовусь теперь «стремленьем» и «мечтаньем».
Наставник мастер слова был большой,
А я, при свете дня сокрытый тенью,
С горячим сердцем, с пылкою душой
Внимал его словам до исступленья.
Как мать питает молоком дитя с рожденья,
Так вырос я, прочтя его творенья.
II
Мне бы сейчас уснуть и не проснуться,
Навек остаться в мире грез и снов.
Действительности нет мне права улыбнуться –
Для мира, как и прежде, я не нов.
Мир знает наперед все мысли, все желанья,
Что тенью пробегают на моем челе.
Он знает, где найду конец своим скитаньям,
И он меня ведет туда, я чувствую, извне.
Он не желает мне ни тьмы, ни искр света,
Он равнодушен, беспристрастно пьесу написав.
И верить я хочу, что пьеса эта
Комедией не станет для людских забав.
Но у меня задача в жизни лишь одна –
Овации услышать пред началом сна.
III
Сей одиночества момент
Пусть станет мне уроком скорбным.
Жаль недостойный оппонент
Я убеждениям притворным.
Не вправе я обман судить –
Кто-то сочтет его за правду,
А я с позором буду жить,
Не утоливши правды жажду.
Я жажды боль впредь не терплю,
Но и не утоляю сразу.
Себе я взращивать велю
Противную другим заразу.
Приняв однажды истину, изволь
Безропотно сносить воспетой правды боль.
IV
Как глупо сомневаться и робеть,
Волнуясь лишь от отзвука дыханья!
Как глупо то бледнеть, то вдруг краснеть,
Поддавшись твоему очарованью!
Хочу я быть серьезной и смешной,
Вовлечь тебя в игру свою простую.
Как больно оставаться мне одной,
Хоть против встречи я и протестую.
Для всех смеюсь, в душе реветь готова.
В притворстве этом искренность моя,
С ума схожу… скажи одно лишь слово,
Боясь воды, переплыву с тобой моря.
Ах, не гони, прошу! Ты осуждаешь?
Мне стыдно за несдержанность свою!
Моей неопытности опыт свой вверяешь,
Наивность детскую