Государственная безопасность. Роман. Сергей Долженко
л сух и горек.
Заявление на выписку покрывалось пятнами от потных пальцев, но в приемную заходить не хотелось – из открытых и подпертых шваброй дверей несло легким тошнотным запахом отсыревших за весну стен и половиц.
– Эй, парень! – окликнули его из низкого оконца.
Урмас вошел в полутемную комнату секретаря. Занавески истерто-розового цвета, неразборчивые портреты и плакаты на стенах… на сейфе стеклянный кувшин с мутной коричневой водой, в которой плавал обезображенный смертью цветок.
Секретарь сидела за узким, как операционная кушетка, столом.
– Что у тебя?
– Выписаться надо, – подал он заявление.
– Кому надо? Мне? – взяла бумагу, прочитала, вытащила из сейфа картотеку.
– И куда ты собрался?
– Домой.
– Так, ты у нас молодой специалист. По направлению. Нет, выписать не могу.
– Почему?
– Пусть на заявлении директор школы распишется, что не возражает.
– Но по закону его подпись не нужна, – заволновался Урмас, сознавая, что спорить с ней бесполезно, во-первых; во-вторых, директор скоро не распишется, если вообще распишется…
– По какому закону? – подозрительно спросила она.
– По союзному…
– Вот езжай в свой Союз и выписывайся, – отрезала она и повернулась к окну – волоча за собой клубы желтой пыли, к поссовету подъехал остроносый «пазик». Заскрипел, застучал двигателем и смолк.
Секретарь проворно вскочила и, забыв о нагловатом просителе, побежала на выход. Урмас вздохнул, поднялся. Зайти в школу требовалось и потому, что там лежал его диплом.
Из автобуса выбрались двое милицейских и седенький, перепачканный глиной фельдшер. В салоне сидели рослые улыбающиеся девицы.
Фельдшер кричал им:
– Оставайтесь, дивчата, женихов у нас море!
– Таких, как ты, что ли? – с хохотом отзывались те.
– Нашли? – спрашивала секретарь милицейских.
– Да, – лаконично ответил один, полный флегматичный казах. Урмас знал его – участковый Казарбаев.
– На дамбе?
– Под дамбой.
Второй милицейский, русский капитан с белыми, точно у проваренной рыбы, глазами, приказал водителю:
– Давай, Абишь, на Целинную сходи за родителями. Протокол опознания надо составить. А ты, Серафимовна, не суетись, проводи-ка лучше девчонок в столовую…
– Ладно, Евгений Михайлович, я только одним глазком…
Урмас, сам не зная почему, остановился у раскрытой двери «пазика» и неотрывно смотрел на кусок темно-зеленой клеенки, видневшийся сквозь мельтешение загорелых исцарапанных ног выпрыгивающих девиц.
– У-у, бабоньки мои! – восклицал фельдшер. – Красавицы, комсомолки, аквалангистки…
В автобусе Серафимовна запричитала:
– Батюшки! Это кто ж такой гад отыскался? У нее же пол-лица съехало…
Урмаса крепко схватили за локоть. Он дернулся от неожиданности и обернулся. Держал его капитан.
– Вы кто такой?
– Савойский. Урмас.
– Помню, – медленно произнес капитан, хотя по его глазам нельзя было вывести, чего он помнит, чего нет. – Учитель, да?
– Я недолго работал…
– В вашем классе Гамлетдинова училась?
– Галинка? – Урмас с ужасом посмотрел на автобус и торопливо сказал: – Я этот класс всего два дня вел.
– Он вам нужен, Евгений Михайлович? – вмешалась секретарь.
Капитан ей не ответил.
– Значит, так, учитель, зайди сегодня в РОВД после обеда в двенадцатый кабинет.
– Он седня выписаться хотел, – не утерпела Серафимовна.
– Понял?
– Да, конечно, – испуганно ответил Урмас, стараясь не смотреть на автобус. – Обязательно…
И следом за аквалангистками пошел к центру поселка. Не выдержал, оглянулся. Оба милицейских с отрешенностью смотрели на него…
Центр Тар-тар находился недалеко от своих окраин. Посередине асфальтовой площадки с роскошного гранитного постамента дешевенький гипсовый Ильич указывал рукой на два бело-кирпичных двухэтажных здания – райкома и райисполкома. За ними красноизвестковый барак почты со вдрызг разбитой входной дверью; а далее… а далее совсем ничего – одна степь с пылевыми облаками от машин и раскаленным, дрожащим небом, в которое, как две швейные иголки, упирались блестящие рельсовые пути…
В правую сторону от Урмаса находилась типовая школа, окруженная кое-где орнаментной оградой из бетона. На участке белеющие прутики тополей весеннего посада, ржавые футбольные ворота… А дальше опять ничего, кроме знойного дрожания воздуха и степи – на тысячи непреодолимых километров. Налево гляделось веселей: два-три магазинчика, за которыми железная