Песнь Валькирии. Марк Лахлан
из белых перьев, на окровавленном лице – зияющие раны, через разорванную щеку видны зубы.
– Видишь, что ты сделал? – Он указал на свое лицо.
– Я ничего не делал, я пытался защитить тех, кого люблю.
– Все убийцы так оправдываются, – сказал человек.
Нет, это был не человек. Бог. Луис наверняка вспомнил бы его имя, если бы ему удалось привести мысли в порядок. Он уже встречал его.
– Я не совершал убийства.
– Ты сам убийство, Фенрисульфр.
– Не называй меня так.
– Ты – волк, тот самый, что убивает Властителя смерти, когда наступают сумерки богов. Но теперь Властителя нет. А ты хочешь вернуть его, правда, Фенрисульфр? Ты хочешь, чтобы он снова ожил.
– Он не умер. Я предвижу гибель всего.
– Это смешно, – сказал бог.
– Что это значит?
Локи – вот оно, имя этого бога. «Он лжец, – вспомнил Луис, – но не коварный». Когда-то он помог ему.
– Тебе нужно умереть. Скоро начнется новое время, но оно не сможет прийти, пока судьба не получит свою главную жертву.
– Какую жертву?
– Тебя. Ты должен был умереть, когда убил Одина, но ты обманул судьбу.
– Тогда убей меня.
– Я бы сделал это, если бы мог. Но я не могу.
– Кто же может?
– Ты и есть смерть. Ты можешь.
– Тогда дай мне умереть здесь.
– Не так-то это просто. Ты можешь умереть здесь, но ты возродишься. Я думал о чем-то более надежном. О твоем полном и абсолютном исчезновении. Навсегда. Тогда мир можно будет исцелить. Посмотри вниз, в воды.
Луис повиновался, и ему показалось, что он одновременно сидит на скале под холодной стальной луной и лежит в воде, так что свет и тьма мелькают в его глазах.
– Тьма привлекает, правда? Она не так требовательна. Не так сбивает с толку.
– Ты позволишь мне умереть здесь?
– Я не могу позволять тебе умирать где бы то ни было. Ты и есть убийца, Фенрисульфр, ты должен сам придумать, как тебе умереть. Я не думаю, что это будет слишком сложно.
– Как я умру?
– Не знаю. Положись на свой нюх.
Бог жестом указал на берег, и воды снова забурлили. Луис ушел под воду, захлебнулся, забился, стараясь глотнуть воздуха. В отчаянном смятении он почувствовал, что все человеческое смыло с него, словно грязь потоком воды. Теперь он был животным, борющимся за жизнь. Руки освободились от пут, и он выбрался, цепляясь за камни, чтобы удержаться в бурном потоке. Ночь была полна звуков и запахов: шуршание насекомых в опавшей листве, легкий свист мягких крыльев охотящихся на них летучих мышей, бесшумный полет сов, охотящихся на летучих мышей.
В величественном изобилии леса он чуял запах тлена и смерти – разлагающиеся листья, тушка лисы, разрастающиеся осенью грибы и споры. Это было так, словно раньше он жил под воздействием какого-то мертвящего снадобья и лишь теперь почувствовал, каков мир на самом деле. Такое уже было с ним, когда на него смотрел волк, которого он