Би-ба-бо. Марина Порошина
утру общественный транспорт даже не делал попыток выйти к людям. Ко всему привыкшие пешеходы, словно кроты, проделывали ходы в сугробах, с отчаянным упорством стремясь добраться до своих офисов, цехов, классов и торговых залов, будто при сложившихся обстоятельствах это могло что-либо изменить. Дворники философски бездействовали, но одна из скамеек возле Дома печати все же была заботливо выкопана из сугроба так, что получилось нечто вроде снежной пещеры. Посторонний человек мог ее и не заметить. Сидеть на ней было холодно, и зимой это делали лишь свои в случае крайней необходимости, например подвыпившие труженики пера или практиканты, которым приспичило поцеловаться. Скамейка была всегда. Могло вдруг не стать Дома печати, это лишь развлекло бы его цинично настроенных обитателей, но недоступность скамейки немедленно вывела бы из строя лучшие творческие силы.
Лариса, добиравшаяся до работы два с половиной часа вместо обычных тридцати минут, присела на нее перевести дух и собраться с мыслями, которых, надо признать, было маловато. Точнее – одна-единственная мысль, не дававшая ей спать всю ночь. Руки сами, помимо воли и, кажется, в сотый раз со вчерашнего вечера нашли в сумочке конверт, и Лариса снова просмотрела бумаги. Авиабилет «Екатеринбург – Анталия – Екатеринбург», страховка, ваучер. Везде – ее фамилия. Отель «Папиллон-зюгма», пять звезд, одноместный номер с 30 декабря по 3 января. И две бумажки по десять долларов. Все. Ни записки, ни клочка бумажки, объясняющего странное появление этого конверта в Ларисиной жизни, хотя именно он грозил повернуть ее на сто восемьдесят градусов.
«Почему именно на сто восемьдесят? – по выработавшейся за много лет привычке все прочитанное проверять и подвергать сомнению подумала Лариса. – Может, надо сказать – на девяносто или триста шестьдесят?»
Помочь ей никто не мог, в геометрии она была не сильна, а справочников по вопросам жизненно важных тайн пока никто издать не додумался. Лариса вернула конверт на место и тщательно застегнула «молнию» кармашка, опасаясь, что это странное доказательство реальности происходящего исчезнет так же необъяснимо, как и появилось. Она выбралась из-под сводов сугроба и поднялась на крыльцо белой тринадцатиэтажки по улице Тургенева, 13 (среди журналистов бытовало поверье, будто это сочетание цифр приносит творческую удачу).
Лифт, как обычно, бродил между этажами, не проявляя ни малейших намерений спуститься. Табло с указанием этажей злорадно сообщало, что сейчас у лифта неотложные дела на пятом, а теперь его какие-то бездельники срочно потребовали на тринадцатый, но и те вышли на полдороге. А на площадке первого этажа скопилась уже внушительная группа товарищей. Миновав вахтера, Лариса по привычке подсчитала – ура, она двенадцатая. Лифт рассчитан на двенадцать человек, если, конечно, никто из них не переусердствовал в столовой, тогда вредный механизм брал на одного человека меньше, словно укоряя людей за невоздержанность. Вообще-то на свой восьмой Лариса могла бы подняться пешком, обычно она так и делала. Влетала в офис встрепанная и запыхавшаяся, на бегу приводя волосы в божеский вид. Но поселившееся в ней с сегодняшнего утра вопросительное состояние требовало более плавных телодвижений. К тому же в лифте висело зеркало, а она хотела оценить свое отражение и еще раз взвесить все «за» и «против».
Лифт снизошел. Его пассажиры пребывали в веселом возбуждении и выглядели заговорщиками. Наверное, какое-то незначительное происшествие сплотило их временный коллектив. Может, дверь удачно захлопнулась перед чьим-то начальственным носом или вспомнился анекдот. Неуместную веселость прибывших ожидающие встретили с тихим раздражением, на их лицах было написано: наконец-то, совесть надо иметь, вниз могли и ножками пробежаться. Только теперь Лариса заметила, что среди собравшихся она – единственная женщина, и это ее развлекло. Что ж, пару минут побыть в сугубо мужской компании – редкая удача для немолодой девушки интеллигентной профессии, а именно так называла мама ее работу корректором в книжном издательстве. Застоявшиеся мужики активно протискивались вперед, в Доме печати не принято было жеманничать, и все эти джентльменские штучки насчет пропустить даму вперед тоже были не в почете. На работе – все коллеги. Лариса давно привыкла к этому, почти всегда пропускала мужчин вперед, чтобы не протискиваться с ними вместе. А тут, медленно продвигаясь к заветной двери, она вдруг вспомнила считалку про белых медведей из детской книжки «Цветик-семицветик»: «Первый – нервный, второй – злой, третий – в берете, четвертый – потертый, пятый – помятый, шестой – рябой, седьмой – самый большой». Мужчина под номером одиннадцать вдруг притормозил и сделал приглашающий жест рукой. Лариса впорхнула, взглянув на него благодарно и виновато. Мужчина вошел следом, нажал кнопку «Пуск», на табло вспыхнуло: «Перегруз». Повисла тяжелая пауза.
– Блин, мне, что ли, выходить? – огорчился мужик номер одиннадцать.
– Что вы? – заторопилась Лариса. – Я выйду, вам нужнее.
Все сразу согласились с ней и уехали, тепло улыбаясь.
Через пять минут девчонки в приемной хихикали над Ларисиным рассказом о плюсах и минусах пребывания в мужском коллективе. Вообще, она не мастер рассказывать, но надо же было как-то оправдать свое опоздание, к тому же посетитель,