Секрет Любимова. Валерий Золотухин
плетни, слухи —
наш Таганский домовой…
И не в нем была загвоздка,
что не шел «живой» с подмостков, —
это правящая горстка
страх боялась, что – Живой!
А какие были девки,
не пустые однодневки,
а ручной таганской лепки —
по плечу любая роль!
Как некрасовские бабы,
все характером не слабы
и не падкие до славы, —
лишь бы не был гол Король…
А когда раздел Таганки
души вывернул изнанкой,
кто остался за баранкой
вместе с шефом курс держать?!
Ты, Валера Золотухин,
получая оплеухи,
театр спасая от разрухи
другу мог бы так сказать:
– Ничего, Володя, сдюжим,
театр наш не сядет в лужу,
были времена похуже,
но справлялись мы с тобой…
И любовь в нас не остыла
к месту, что нас породнило,
что бы ни происходило, —
«Быть!» —
завет остался твой:
И хотя мы стали тенью,
все равно остались теми,
кто не встанет на колени, —
а Таганка будет Жить!
Чтобы суметь отличить истину от неправды, нужно познать себя. Я себя не познал. И если порой мне кажется, что я обнаружил истину, я тотчас в ней сомневаюсь и разрушаю собственное построение. Единственная реальность – это изменчивость наших познаний.
Тетрадь 0
Олеша пишет, что всегда что-нибудь хотел сделать, что-то должно было свершиться, что-то он сделает и будет все в порядке…
Мне тоже кажется, будто вот я что-то сделаю, напишу, сыграю, научусь, и наступит равновесие, гармония т. е. душевная. А как же быть с поговоркой «лентяй всегда что-нибудь хочет сделать»?
Искра-то, она должна обязательно быть, высекаться, давать иногда хотя бы знать о себе, иначе – пошлость, потуги, даже жалко становится, и думаешь, какие же мы, артисты, обиженные, даже спрятаться не за что.
Жена говорит: «Ты б лучше интересные наблюдения, случаи смешные записывал бы вместо всякой ерунды». Вот ведь чудо какое. Я ведь для этого и завел эту тетрадь, надеясь, что каждый день наблюжу, наблюдю (как сказать правильно?) и запишу. Ан не выходит. Лезут строчки из головы, может быть, даже из шариковой ручки, а не из жизни, не с улицы. Собственно, для интересных вот этих штук я и свечку приобрел и зажигаю ее, хоть электричества завались, но я его выключаю. Со свечкой, именно со свечкой… Она горит, и я переношусь в другой мир, может быть, век. Даже машины и троллейбусы за окном, которые обычно не дают спать, до того противные и громкие они издают звуки, прекращают свои действия и замолкают либо действуют шепотом, тем самым подчеркивая свою солидарность с тем миром, который я изобрел при помощи свечки и фантазии. В этом мире зима, большие сугробы, луна, кони с колокольчиком, цыгане, соболь, вернее, страсть в соболиной шкуре, а потом «зеленый луг, по которому ходят кони и женщины», церкви, лапти, гармошка и грустная песня о несчастной любви – вообще моя Русь, старая, первозданная, звонкая и любимая, а вот пришла жена, включила телевизор, из него полыхнул ХХ век, громкий, резкий, безумный, хаотичный, и разрушил мою иллюзию.
Моя жена похожа на горящую свечку, когда она в хорошем настроении (жена, разумеется) и из нее что-то выплескивается. Они обе длинные, но стройные, и голова, горящая от пергидроли, одной повторяет спокойное пламя другой.
Хорошая книга… Жалко, что вот-вот ты ее дочитаешь и ты будешь уже не в ней, ты должен ее покинуть ради другой, может быть, лучше, интереснее, может быть, наоборот, – но уже другой. Такое ощущение, будто ты предаешь, уходишь, покидаешь, изменяешь, но расставание неминуемо, потому что свидание не может длиться вечно – и вы должны попрощаться, хоть и ни в чем не виноваты друг перед другом. Хорошая книга… Это друг, честное слово, друг. Когда он есть, можно без особых потерь пережить и ссору с женой, и нищету, и хандру. А уж всяческие очереди в магазине, у кассы в бане – тебе не страшны, потому что их не существует, их растворяет первая строчка. А что такое метро, наземный транспорт, командировки, антракты, паузы, перерывы, перекуры, отпуска, ожидания в приемных и пр. и пр., что укорачивает жизнь, – если под мышкой у тебя хорошая книга, твой друг…
Вот я кто – я графоман, этот термин вычитал у Олеши. Очевидно, это человек, которому нравится писать просто так, не задумываясь что и зачем, играть в это. Екатерина Вторая, говорит он, была графоман или графоманка, т. е. с самого утра садилась к письменному столу. Я к тому же еще и зажигаю свечку. Театр. Да, да. Я устраиваю по этому поводу спектакль. Я – артист, играю