Черное сердце. Генри Лайон Олди
грудь выпячивает, дурачина!
Тут я ему:
– Абахыран бют[21]! Жених он!
– Жених!
– Женилка у тебя, сопляка, не выросла!
Он аж взвился! Змей на дыбы встал, заплясал. У меня зубы лязгнули, и еще язык я прикусила. А все равно приятно: допекла дурака! В самую болячку саданула. Это я умею!
– Заткнись! – кричит. – Я не сопляк!
– А кто?
– Я Эсех Харбыр, великий боотур!
– Хвастун! Молокосос!
– Вот женюсь на тебе, будешь знать!
– Женится он! Нюргуна испугался? Удрал? Штаны смени, воняет!
– Ты! Девчонка!
– На что тебе невеста? Сопли вытирать? Вот твой брат Уот – боотур! В честном бою невесту добыл! А ты – ворюга, трусло мелкое…
Его затрясло всего. Я даже понадеялась: лопнет от злости! Нет, не лопнул. Жаль.
– Я тоже в бою! Я его победил!
– Кого? Хромого жеребенка?
– Нюргуна победил! Тебя забрал! Я – лучший!
– Ой, завидный жених! Я прямо вся дрожу!
Нет, это не я. И не он. Это земля дрожит. Грохочет. Я, как могла, извернулась, гляжу – мамочки! Теперь уж точно мамочки! Эсеха не испугалась, змея слюнявого не испугалась, а вот этого…
А вы бы не испугались?
Конь чернющий, страшенный. Из глаз огонь, из ноздрей пар, из-под копыт искры. Скачет – Осьмикрайняя ходуном! На коне – человек-гора, весь в железе. В руке – меч семисаженный! Ох, думаю, рубанет. Не рубанул, так подъехал. И говорит:
– Зря.
А потом еще раз:
– Зря. Не люблю.
Тут я его и узнала:
– Нюргун!
Думаете, он мне ответил? Поздоровался? Ага, размечтались! Махнул мечищем, словно меня и нету. Алатан-улатан! Отлетели, оторвались девять журавлиных голов! Ну, не девять, а три, и не журавлиных, а змеевых. Я с седла – хлоп! Сижу на камнях, вся горячим, липким перепачкана, и только глазами, как дура, хлопаю. Рядом змеюка дрыгается, кровь из шей хлещет. Эсех в доспехе, щитом прикрылся. Нюргун с коня прыгает…
Когда они сшиблись, земля раскололась.
Дальше – не помню.
Дальше полные мамочки.
3. Рассказ Айыы Умсур, Вышней Удаганки, старшей дочери Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун, о великой битве Нюргуна Боотура Стремительного с Эсехом Харбыром, Хозяином Трех Теней
Ох, тошно, Ох, больно мне! Содрогается утроба моя, Ноет в брюхе, Ломит в висках!..
Когда земля вздрогнула, я сидела на кухне с мамой и Мюльдюном. Папа был очень плох, но нас он прогнал взашей. Лечение? Вон отсюда! Помощь? Вон отсюда! Уход? Вон… Хрипел с орона, куда его с трудом уложил Мюльдюн:
– Без вас сдохну! Я суров…
Любимую папину присказку оборвал кашель, рвущий грудь в клочья.
Мама его не послушалась. Алаата! Вы слышите, что я говорю? Я и сама не верю: солнечная Нуралдин-хотун отказала в подчинении своему благородному супругу Сиэр-тойону! Девять журавлиных голов? Сотня оторвалась! Тысяча! Миллион! С упорством, от которого бы и гора сточилась до корней, мама пыталась напоить папу целебным отваром. Девять трав – этот сбор я ей сама дала в конце
Абахыран бют! – очень грубое выражение; в смягченном переводе: «Прекрати нести чушь!» Употребляется по большей части девушками.