За день. Влас Дорошевич

      В ней 36 страниц, из которых 30 – пустые.

      Сначала я думал, что это какая-нибудь книжка для записи белья, отдаваемого прачке, но, перелистав, увидал, что в ней там-сям разбросаны литературные произведения.

      Она издана на необыкновенно толстой китайской бумаге, вероятно, очень дорогой; вместо брошюровки связана жёлтыми шёлковыми шнурами и насквозь продушена какими-то чрезвычайно крепкими, чрезвычайно сладкими и, вместе с тем, противными духами.

      Вы можете, сколько вам угодно, мыть руки, – от этих духов не отмоетесь.

      Раз вы дотронулись до книги – всё погибло.

      Чего бы вы ни коснулись рукой, – всё пахнет этими чрезвычайно сильными, сладкими и противными духами.

      Ваше платье, ваш письменный стол, ваши бумаги.

      Книга носит название:

      Четверть намёка.

      (Литература будущего.)

      На обороте её напечатано:

      «Издано в количестве 36 экземпляров, из них 25 рассылаются истинным знатокам и любителям поэзии. Остальные 11 поступают в продажу. Цена книге теперь 1.000 рублей. Через 10 лет она будет стоить 50 копеек, потому что такова будет вся литература».

      Так как не у всякого может найтись в данную минуту свободная тысяча рублей, чтоб купить эту книгу, я позволяю себе её перепечатать.

      Четверть намёка.

      (Литература будущего.)

      Предисловие.

      Многоуважаемый читатель! Совсем не уважаемый читатель! Дорогой читатель или, быть может, просто каналья-читатель! Почему я знаю, кто ты, читающий меня в эту минуту, далёкий, неизвестный, загадочный сфинкс?!

      В этой книге нет слов, – она написана звуками. Из тридцати шести страниц только на шести кое-что напечатано, – и ты скажешь:

      – Пустая книга!

      Ты глуп. Ты едешь очаровательной, чудной дорогой. Куда ни погляди, – дивные виды. Сначала ты смотришь с удовольствием, с увлечением, с восторгом. Потом утомляешься. Не глядишь. Не замечаешь самых красивых видов. Ты пресыщен ими. Ты объелся ими. И ты, равнодушный, проходишь, не замечая, мимо самых красивых пейзажей, как мимо великолепного окорока ветчины после сытного обеда. Тьфу!