Старый дом. Всеволод Соловьев
дело, что спас ты мою барышню, сиротиночку бедненькую… Господь наградит тебя…
– Только как же вы теперь будете? – вдруг, бледнея, спросил Борис. – Ведь мне надо домой, не мешкая, сейчас надо.
– Что же, батюшка, ступай – Бог не без милости! Уже я теперь ее, сердечную, ни на минуточку не оставлю, уже не отпущу ее от себя.
– Да ведь опять французы прийти могут. Опять сломают двери…
Старуха развела руками.
– За грехи Бог наказал – что уж тут. Одна надежда – приедет барин, Алексей Иваныч, возьмет нас. Да нет; я вот что сделаю. Мы пойдем отсюда… Вчера, Ниночка, я Матрену Степановну встретила, знаешь, чай, Матрену Степановну. Так она меня звала: приходите, мол, с барышней, господа вас примут с радостью. Дом их, вишь ты, цел остался, и две старые барышни из Москвы не уехали. Собрались было совсем, да что-то замешкались, а тут неприятель – и не довелось уехать. Теперь, говорит Матрена Степановна, у них французы постом стоят да никакого зла им не делают, а даже в защиту им от своих. Вот туда и пойдем. Это уж не так, чтобы очень далече…
– Так я и провожу вас! – быстро воскликнул Борис, радуясь, что есть какой-нибудь исход из этого невозможного положения.
Он чувствовал, что не в силах оставить Нину в этих двух комнатах обгорелого дома с бессильной старухой, за разбитой вчера пьяными солдатами дверью, которая еле запиралась на крючок и вся была расшатана. Но вдруг он смутился.
– Да как же она пойдет так? Я принес ее, конечно, могу опять нести. Только если это не очень близко, так ты поможешь мне, няня.
– Зачем ее нести, сама пойдет, – все еще дрожащая от недавних мучений и нежданной радости, но в то же время лукаво усмехнувшись, сказала няня. – Изверги-то шарили, шарили, да не дошарили – сундучок-то здесь – не нашли его…
Она прошла в соседнюю комнату, за нею Борис и Нина. Тут в углу стояла кровать, на которой уже не было ни подушки, ни одеяла. Няня отодвинула кровать. Оказалось, что под нею открывается половица. Конечно, если бы вчерашние французы не были так пьяны, они были это заметили, потому что половица открывалась посредством ввинченного в пол кольца. Няня открыла половицу и из довольно просторного углубления под полом, с помощью Бориса, вытащила сундучок. Она отперла его бывшим в ее кармане ключом, вытащила оттуда узелок с бельем, потом маленькую юбку, платьице, шелковый платок. Потом появилась небольшая шкатулка, обитая кожей, с медными углами.
– Тут вот все, что после барыни осталось, все ее бумаги да деньги. Слава тебе, Господи, все в сохранности! Ну, сударик, вот и есть во что одеть Ниночку, теплого только ничего нет, так ты уже дозволь ей в твоем плащике добежать.
– Само собой! – сказал Борис. – Только как же? Хотя и рано теперь очень, а все же можем с кем-нибудь из этих негодяев встретиться, увидят шкатулку… Отнимать станут.
– Так, так, батюшка, это точно, – озабоченно говорила няня, – куда же нам девать ее? Здесь оставить боязно!
– Конечно, здесь ее нельзя оставить. А вот что мы сделаем! – решил наконец Борис. – Отвори ты ее, няня, и выберем все, что в ней есть, себе по карманам.