Проделки куриного бога. Анна Яковлева
неизведанная, ни с чем несравнимая радость:
– Значит, поеду.
– Ну – ну. – Яд стекал с Митькиного языка и капал на когда – то рыжий коврик. – Давай – давай. Сколько волка не корми, он в лес смотрит.
– Мить, – вздохнула Михалина, – при чем здесь волки?
– Между прочим, мы это уже проходили.
– Что? – Михася слушала краем уха – ее удручало состояние туалетов.
– Ополячивание и окатоличивание.
– Что? – Крайне удивленная, она вынырнула из – за дверки шкафа и уставилась на мужа. Рот у нее так и остался открытым.
– Что слышала! – Недомерок воинственно скрестил безволосые тощие ручонки на впалом животе.
– Это Стефа меня, что ли, ополячит и окатоличит?
– Ну, со мной – то у нее этот номер не пройдет!
Хитрющий хохол, Недобитюх никогда не устраивал акций протеста в присутствии Стефании. Идти против свояченицы – все равно, что переходить улицу в неположенном месте: можно костей не собрать.
– На всякий случай: я уже католичка и полька, – с истинно шляхетским достоинством сообщила Михася, тщетно пытаясь закрыть дверцы шкафа. Литературный вариант «полька» она использовала умышленно, но на Митьку образованность супруги впечатления не произвела.
– Ой – ей – ей, нашлась полячка, – с гнусной улыбочкой пропел он. – Ты по – польски ни бельмес, и в костел – то ходишь раз в год по обещанию. – Беспристрастность в оценках и Митяй – понятия несовместимые, спорить с ним бесполезно.
Михася отпустила дверцы, и они со скрипом разъехались, образовав приличную щель.
– Ты вообще не ходишь в церковь, но остаешься православным. Или нет?
– Я? – По физиономии мужа скользнуло нечто, похожее на замешательство. – Нашла что сравнить! Я – совсем другое дело. Казаки ляхам не по зубам. Кишка у вас тонка.
Волосы на голове у Михалины зашевелились. Вот только межконфессиональных и межнациональных конфликтов для полного счастья им и не хватает!
– Вас на сто двадцать лет стерли с карты, и правильно сделали, – несло Митьку. – Всех поляков нужно было ассимилировать, а кто не желает обращаться в православие, того ссылать.
– Дурак, – коротко отозвалась жена. Оказывается, супруг рассчитывал ассимилировать ее, а она даже фамилию не сменила.
– Марина Мнишек, – процедил Митька в ее сторону. – А как же плантация?
Дмитрий намекал на огород.
Михалина тяготела к дизайну, но все ее попытки европеизировать участок натыкались на Митяя.
Ясное дело, супруг традиционно засевал все шестьдесят соток царицей всех культур – бульбой (кто не в курсе, бульба – это картошка) и любовался ими, как некоторые счастливцы – ландшафтным парком в английском стиле. Если бы не Михася, картофельная ботва украшала бы их участок от крылечка до межи. Она даже подозревала, что будь у Митьки такая возможность, он бы распахал и засеял бульбой все бывшие земли Великого Княжества Литовского и Королевства Польского в границах Люблинской унии.
Палисадник и