Хюбрис, или В тени маяка. Андрей Дашков
>
Я уже нахожусь в том неромантическом возрасте, когда от ночных звонков не ждешь ничего хорошего. Да, иногда меня терзает бессонница; случается, я пишу по ночам, но, если бы это зависело от меня, я выбрал бы спокойный сон с двадцати трех до пяти, а вдохновляться предпочел бы на свежую голову. К сожалению, все реже голова бывает свежей. Это не поэтический экспромт, а констатация прозаического факта.
Я хоть и ленив, но еще не настолько стар, чтобы поставить телефон возле кровати. Луна за окном светила так ярко, что я различал стрелки на циферблате настенных часов. Было около двух. Дай бог, чтобы кто-то ошибся номером. Это я переживу. Ничего страшного, засну снова.
Я прошаркал к аппарату, стараясь не наступить на Зака – этот пес не имеет постоянного места и спит где попало. Странная собака, которая, наверное, думает обо мне: странный хозяин. Иногда у меня возникает ощущение, что я для него и не хозяин вовсе, а кто-то вроде случайного встречного, тоже пережидающего плохие времена в тихом месте. Учитывая обстоятельства, при которых он попал ко мне, это вполне могло оказаться правдой.
В шаге от телефонного аппарата я едва не поддался искушению развернуться и направиться в туалет. Физиологический позыв был слабоват, но с мочевым пузырем договориться иногда проще, чем с неизвестностью. Не тянул ли я время? Ну правильно, пытался. Есть у меня такой грешок – все чаще выбираю бездействие, а затем гадаю, постиг ли я мудрость недеяния или попросту струсил. Я надеялся, что тот, на другом конце провода, отвяжется, потеряет терпение… или потеряет надежду. Последняя мысль была моей ошибкой. Я угодил в ловушку долга. Никому не хочется быть последним человеком, которому какой-нибудь самоубийца звонил перед смертью и не дозвонился. Нельзя давать бессоннице еще один повод для визита – у нее на руках и без того слишком много козырей.
Я снял трубку:
– Алло?
– Илья, это ты? – Голос Елены, жены Давида.
– Я.
– Давид пропал.
Так, начинается.
– С чего ты взяла?
– Его мобильный не отвечает. Он не звонил мне уже больше двух недель. Я попросила Марка связаться с ним по электронной почте и этому… как его…
– Скайпу?
– Да.
– Ну и что?
– Ну и ничего. Я чувствую: что-то случилось.
Это аргумент. Лет двадцать назад я попросту отмахнулся бы или сказал ей: «Не бери в голову», – но с тех пор кое-что изменилось. Я стал осторожнее. А кроме того, теперь гораздо больше доверяю интуиции. Чему еще доверять, когда традиции истлевают и жизнь становится все абсурднее?
– Давай по порядку, – я попытался ее успокоить. – Когда ты видела его в последний раз?
– Перед отъездом на этот его дурацкий маяк, месяц назад. Потом он звонил оттуда пару раз, говорил, что скоро вернется и что книга продвигается отлично.
– Какая книга? – ляпнул я и спохватился: – А, ну да, ну да.
Но было поздно.
– А разве… – начала Елена, затем на том конце провода повисла зловещая пауза. Я ругал себя последними словами.
– Илья, – сказала она наконец голосом, остывшим до точки замерзания, – я все поняла. Вы с ним не пишете никакой книги! – (Если бы она знала, до какой степени права.) – Этот ублюдок меня обманывает, а ты, сучий потрох, его покрываешь! Если ты сейчас же…
– Ну-ну, полегче! – оборвал я ее, пока она не разошлась. Хуже женской истерики может быть только мужская сплетня. – Никто тебя не обманывает, а если и обманывает, то я здесь ни при чем. Да, на этот раз он решил что-то там накалякать без меня, ну и какого хрена ты орешь?!
Я сам начал заводиться. Где-то за спиной недовольно заворчал Зак. Вот поганец. Надо будет напомнить ему при случае, кто у кого живет. У пса мерзкий характер, но к Давиду он относился терпимо. Тот называл его Заккарией, а иногда Захером.
– Так, ладно, – сказала Елена неожиданно деловым тоном. – Если ты сейчас мне врешь, я тебя больше не знаю и знать не хочу. А если не врешь, то помоги.
– Чем же я могу тебе помочь?
– Скажи, где находится этот долбаный маяк.
Приехали. Я очутился между двух огней. Давид мне друг, а все истины относительны. Ну и что прикажете делать в такой ситуации? Впрочем, даже спросонья, пойманный врасплох посреди ночи, я понимал: сдавать маяк нельзя. Тут надо кое-что пояснить. Несмотря на явную и вполне искреннюю приверженность «семейным ценностям», Давид сумел ловко обустроить свое жизненное пространство и оградить его от вторжения посторонних. Что касается творческого процесса, тут посторонними считались даже его обожаемые домочадцы, и в некоторые места им доступа не было. «Иначе я просто не написал бы ни строчки, – говорил он. – Старый Рафа торчал бы у меня в кабинете и поминутно лез бы смотреть порносайты, а Ленка сверлила бы башку насчет благоустройства дачи…» Ну и так далее.
По старой привычке я пытался тянуть время:
– Зачем? Ты собираешься туда поехать?
– Да!
– Плохая идея. Это