Ген Огинского. Иво Залуский
е природные источники, берущие начало на лесистых холмах. Меня назвали в честь имения Ивонич или скорее в честь прадяди с сомнительной репутацией, получившего свое имя от того же имения. При крещении в деревянной сельской церкви меня нарекли уменьшительным именем, чтобы рассеять нехорошую славу старого негодника. Этой надежде не суждено было сбыться – по крайней мере, в Польше: когда я был совсем маленьким ребенком, в мою страну пришли немцы и русские и стали делить ее на части. Рано утром 4 сентября 1939 года родители подняли меня с кровати, и мы отправились в бега. Лишь теперь, спустя десятилетия, наша семья, представители которой живут сейчас в Польше, Англии, Франции, Швейцарии и Дании, стала предпринимать различные действия, чтобы юридически оформить возвращение собственности, отнятой у нас коммунистами после Второй мировой войны.
Я воспитывался и учился в Англии, англизировался и женился на англичанке. В августе 1968 года мне довелось побывать в Польше в качестве туриста и увидеть, как громыхающие танки двигались на юг на подавление Пражской весны Дубчека. Вырвавшись на день из Кракова, я из любопытства заехал в Ивонич.
Красивый центр, действующий курорт, хорошие санатории, красивые места вокруг. Возле дома своего отца – шестнадцатикомнатного деревянного особняка с верандами и наружными лестницами, располагавшегося на густо заросшем холме, с которого была видна вся деревня, я щелкнул фотоаппаратом – уйти без снимка было бы просто неприлично…
С годами приходит потребность оглянуться, обратить взгляд в прошлое, чтобы заново осмыслить жизненные ценности. Достойно ли я носил свое краткое имя, данное при крещении? Можно ли сказать, что имя Иво и искупление грехов – синонимы? Итак, я почувствовал, что должен перенестись в туманное и далекое прошлое – к своим корням. Может ли мое наследие, которое столь долгое время оставалось лишь смутным видением в сознании, вновь стать реальностью? Я стал скупать календари, в которых рассказывалось о польских художниках, приобрел компакт-диски Карловича и Шимановского, нашел в букинистических магазинах книги Сенкевича в оригинале и принялся подправлять свой запущенный и нередко искаженный польский язык. Свою жену Памелу я попросил добавлять укроп чуть ли не во все ее блюда. Мне удалось купить старую карту Польши XVIII века – в те времена она простиралась от Балтийского моря до Украины. Я вставил ее в рамку и повесил в гостиной. Затем отыскал приветствие Падеревского, когда-то подаренное мне за хорошее исполнение «Революционного этюда» Шопена на школьном концерте, тоже вставил в рамочку и повесил его рядом.
Я отредактировал семейное генеалогическое древо, на составление которого мой отец потратил немало лет с тех пор, как вернулся в Польшу в 1970-е годы. Первые сведения о нашем роде датируются 1435 годом. У меня в воображении стали возникать эпические семейные саги. Романтика, приключения, герои, злодеи – все были в наличии и все было реально. Генерал Юзеф Залуский, приговоренный русскими к смертной казни в 1849 году за участие в революционных событиях; Анджей Залуский, краковский епископ и страстный библиофил, в честь которого сооружены часовня и бюст, находящиеся в Вавельском костеле; его брат Юзеф – он добавил свои книги к собраниям Анджея и помог создать крупнейшую в мире и одну из лучших библиотек в Варшаве XVIII столетия; импозантный Кароль Теофил Залуский, женившийся на загадочной княжне Амелии Огинской, с чьей помощью ему удалось сделать Ивонич фешенебельным водным курортом Восточной Европы. В моем роду я также обнаружил мальтийских рыцарей, папских прелатов, воинов и типичную горсть злодеев – среди последних значится и старый Иво. О нем, кстати, мало что известно, если не считать передаваемых из уст в уста дурных историй.
Словом, есть материал для целого повествования.
Я решил показать Памеле землю своих предков и проехать по следам Шопена, рассчитывая, что в перспективе мои изыскания закончатся написанием книги о путешествиях композитора. Маршрут нашей поездки прошел через Гожув, Торунь, Краков и повторил путь Шопена из Варшавы до курорта Душники на чешской границе, точно задокументированный самим композитором. Конечно же, не пропустили Ивонич.
Памела Залуская, 1960 г.
Мы въехали в Польшу через Франкфурт-на-Одере. Рискуя получить одобрение у молодых бритоголовых пруссаков, громко ратующих за возвращение территорий, переданных Польше после войны. Замечу, что я почувствовал себя на земле предков только за Гожынем, на полпути между Франкфуртом и Познанью. Лишь тогда меня стали охватывать смешанные чувства. Сначала показалось, что Польша та же, что и в 1968 году. Унылая картина все тех же мрачно-серых высотных домов, вокруг неухоженная трава с лысыми проталинами, тяжелый воздух. И все же чувствовалась разница. Ушли в прошлое бесконечные лозунги, прославляющие рабочий класс. Появились обнадеживающие признаки развития частного предпринимательства, стало больше цвета и рекламы, больше фантазии – и это скрашивало монохромную мрачность. По улицам все также с дерганьем двигались «фиаты», грузовики и автобусы изрыгали вонючий черный дым. Вместе с тем стали встречаться «мерседесы», БМВ и «ауди», на которых носились с сумасшедшей скоростью, игнорируя всякую опасность. Думаю, это переливалась через край энергия нуворишей.