Защита Ружина. Роман. Олег Копытов
государственном пединституте! Со своим уставом в чужой…
– Знаю, знаю! Ладно! Допустим, всё так и есть, как вы говорите. Если бы я проглотил эту гадость, всё было бы нормально. Но дело-то сделано! Иск я, честно говоря, не подавал, но газета-то – областная, пятьдесят тысяч тираж – я вот шел по Центральной улице, смотрю: две женщины с химбиофака прямо в белых халатах, без пальто и шуб, к киоску бегут, – газета вышла, в общем, что ни говорите, по мордасам я ему врезал. Что теперь будет? Сможете прогноз дать?
Челышев нехорошо улыбается и нерезко, но уверенно качает головой. Утвердительно. Потом допивает свое, вернее, мое пиво, утирает кулаком усобородные заросли возле рта и отвечает.
– Сценарий известный. Не ты первый против Незванова попер. Был еще один… Еще при коммунизме… Ну ладно. Сначала жди на свои пары проверки. Малейший прокол – неполное служебное соответствие. Знаешь, что это такое?
– Нет.
– Узнаешь… Если не проколешься, что маловероятно, докопаться и до столба можно: а чего он тут стоит, – если не проколешься, месяца за два Мекалов соберет от каждого, кто с тобой хоть как-то пересекался, полный мешок компромата. Окажется, что преподаватель Андрей Ружин – законченный алкаш, курит со студентами анашу, а любой студентке зачет у него можно получить только через постель. Потом тебе скажут: или заводим уголовное дело, или мой свою бедную головку говном и пошел вон. Ты понимаешь, что доигрался?
Я молчу и набыченно смотрю куда-то в угол мирового пространства.
11
«Только крови не ешьте; на землю выливайте её, как воду».
12
Прогноз Челышева оправдывался. Но… как-то вяло. Ну, пришла как-то раз, сразу после Нового Года и коротких каникул, старушка Синякова ко мне на семинар. Ну дак это, мне кажется, нормально: она лекции читает, я практические веду, должна же она хоть раз в семестр посмотреть, чего я на этих практических делаю: типы придаточных перечисляю или анекдоты про Вовочку рассказываю… Ну, стала Деревенькина, пряча глаза, всё чаще просить меня показывать всякие разные планы, и, совсем не пряча, лезть поближе к морде. Не то поцеловать хочет, не то просто понюхать, чистил ли сегодня преподаватель Ружин зубы перед педагогической вахтой… Ерунда… Всё как бы шло своим чередом. Я отпечатал с большой декабрьской зарплаты в пединститутской типографии автореферат, и скоро было его рассылать. Шел февраль. Мне не нужно было доставать чернил, не нужно было плакать: защита в апреле.
13
Числа пятнадцатого Казакам дали пустующую комнату в нашем блоке. Ту, откуда я, отхлестав ремнем свою репутацию, а заодно смертельно обидев бедную девушку, служащую по кафедре мировой культуры и умеющую посылать по матушке, – ту, откуда я выгнал Очкастую. Ту, за которую так неумело, не глотая оскорблений всемогущего Незванова, а – первый случай за всю историю Этого города – пропечатал одиозную фигуру в областной газете, – ту, за которую так неумело я боролся,