Одиночный Дозор. Людмила Макарова
лендарная весна – суровая предвестница перемен к лучшему… Многоэтажные джунгли, изрезанные магистралями и дорожными развязками, замирают в ожидании тепла. Городские высотки, посеченные снежной крупой и ледяными дождями, жадно ловят запыленными окнами первые, еще холодные солнечные лучи.
Пройдет совсем немного времени, и свет разольется по широким проспектам и заструится в тихих закоулках. Засияет на водосточных трубах и отполированных рельсах, брызнет в окна проносящихся электричек, сверкающими искрами осыплется в лужи с машин, зашлепанных грязью по крыши.
Солнце сполна отыграется за временное зимнее поражение, возвращая себе одну потерянную позицию за другой: оно наголову разобьет ночь и удлинит световой день, разольет над Москвой сверкающую синь, и унылые тучи в страхе съежатся за горизонтом.
С каждым новым порывом пронизывающий ветер городских парков будет терять силу и злость и наконец, почти усмиренный, сердито пригладит взъерошенные волосы мальчишкам, залихватски распахнувшим теплые куртки. Он погонит по едва просохшему асфальту маленькие пыльные смерчи. Зашуршит в голых ветвях деревьев, задолго до летней премьеры репетируя незатейливую пьесу «Шум зеленой листвы»…
Весна уже скоро. Настоящая, с буйным цветом яблонь, пестротой девичьих нарядов, зеленью газонов и первыми грозами… Столица замерла в холодном ожидании.
Старушка поворошила клюкой содержимое урны, подцепила из ее недр пивную банку, просаленный бумажный сверток и скомканные влажные салфетки. Недовольно пожевав губами и прошамкав что-то недобропорядочное, она критически осмотрела улов, гирляндой свисавший с кончика клюки, не обнаружила в нем ничего, достойного внимания, и стряхнула мусор на газон. Спортивная дамочка, неподалеку гулявшая с собакой, как раз собиралась сделать сгорбленной старухе замечание, когда та нехорошо зыркнула из-под полуопущенных век. Добрейшей души лабрадор Норд вздыбил шерсть на загривке, зашелся лаем, потом визгом и вдруг опрометью бросился прочь, натягивая поводок и увлекая за собой хозяйку.
– Развелось собак как тараканов, шагу ступить некуда, – проворчала ведьма им вслед и поковыляла к следующей урне.
Вдалеке стихал истеричный собачий лай. Хлам с газона потянулся за клюкой, словно намагниченный: вслед за просаленной оберткой из-под гамбургера пристроились два комочка влажных салфеток, следом покатилась банка из-под пива, проползла пустая пластиковая бутылка, грязный ежик из смятых окурков, валявшихся вдоль невысокого бордюра, а следом норовило пристроиться все остальное содержимое урны. Бабка, не оборачиваясь, тюкнула палкой точно колдовским посохом. Мусор рассыпался. Ветер разметал его, швырнув мятую жестяную банку под колеса одинокого велосипедиста, который как раз поравнялся со старушкой, сердито прохрустел колесами по наледи и, стремительно удаляясь, зашуршал по мерзлым камешкам парковой дорожки.
Велосипед, счастливо объехавший бабку, опасно завилял по замерзшим лужам, норовя сбросить седока точно взбесившийся конь.
– И людей развелось, никакого покою, – мрачно ворчала старуха ему вслед. – Куда столько?
Дорожка вывела ее на обледеневшую скользкую брусчатку, а та, в свою очередь, – к летней эстраде, которая торчала посреди парка мокрой ракушкой, из которой давным-давно удрал в теплые края промерзший моллюск. Несмотря на непогоду, пронизывающий ветер и лохматые тучи, время от времени сыпавшие снежной крупой, вокруг эстрады толпилась горстка людей. И туда постепенно подтягивались все новые посетители парка.
На сцене разворачивалось театральное действо. Двое парней, одетых в полосатые костюмы, клоунские ботинки и цирковые пиджаки с длинными фалдами, разыгрывали не то пантомиму, не то акробатический этюд с элементами брейк-данса. Несмотря на ярко-красные носы и кричащие наряды, смотреть на ребят было скучно и холодно: они откровенно гнали халтурку и явно промахнулись с сезоном – благодатная пора для уличных актеров, поэтов и музыкантов еще не наступила. Зрители поднимали воротники, глубже натягивали капюшоны, беспокойно оглядывались по сторонам, но почему-то не расходились.
Ведьма посмотрела на влюбленную парочку, которая, так и не разомкнув объятий, брела к эстраде от липовой аллеи, перевела взгляд на парня в потертой кожаной куртке, приближавшегося со стороны центрального входа, протиснулась мимо сцены и вдруг огрела палкой мокрые кусты.
– Вот допрыгаетесь, придут за вами, – не останавливаясь, напророчила она закачавшимся голым веткам, почерневшим от непрерывных дождей и снегопадов. – Развелось кровососов.
Словно услышав, парень в кожанке ускорил шаг и глубже засунул руки в карманы. Казалось, во всем парке он был единственным человеком, кто действовал осмысленно. А человеком ли? Судя по тому, что аура Иного вокруг него так и горела, – маскироваться он не планировал ни от своих, ни от чужих.
«Развелось Светлых – ослепнуть можно…»
Это старая ведьма вслух проворчать не решилась. С нетипичным для сгорбленной старушки проворством она отбежала от эстрады на безопасное расстояние, к пустой детской площадке, и только закончив маневр, позволила себе исподтишка обернуться. О чем