Два мира. Элизабет Вернер
. Теперь они шли по зеленой лужайке, на которой и решили отдохнуть.
– Вон та дорога ведет на Грасекер-Альм, – сказал старший из путешественников. – Ты ведь не пойдешь со мной на Вильдзее?
– Чтобы сделать крюк, который отнимет целых два часа? Нет, благодарю покорно! – возразил другой. – С пяти часов утра я только и делал, что лазил по глетчерам и пропастям, хотя на службе с нами не церемонятся и я вообще не из слабых, но мне далеко до тебя, Герман, с твоей богатырской силой.
– Я только выносливее тебя, – возразил Герман. – Итак, ты идешь прямо на Грасекер-Альм? А я спущусь по Энской долине.
– Но сначала отдохнем. – Молодой человек опустился на мягкую траву. – Мы еще успеем вовремя добраться до нашего «Палас-отеля». Почему тебе вздумалось остановиться в этой уединенной деревушке? «Господин архитектор Зигварт любит глушь», сказал мне вчера тот маленький турист, что собирался с нами на экскурсию, но потом побоялся опасности. И он совершенно прав. А отсюда ведь всего час пути до Интерлакена, где теперь сезон в полном разгаре.
Зигварт пожал плечами, лег на траву рядом со своим спутником и произнес:
– Да, в Интерлакене весной и летом любят отдыхать сливки Общества, тебе этого мучительно недостает! Но я ведь не мешаю тебе, Адальберт, немедленно отправиться туда и начать флирт с англичанками и американками. Лично я остаюсь здесь. Я приехал сюда ради гор и намерен полностью насладиться ими.
– А я приехал сюда исключительно ради тебя! – сердито воскликнул Адальберт. – Мы с тобой не виделись целый год, пока ты учился в Италии, а теперь, когда ты наконец вернулся, меня, как на грех, переводят в Мец. Не приди мне в голову счастливая мысль попросить двухнедельный отпуск и поймать тебя в Швейцарии, нам не пришлось бы увидеться. В благодарность за это ты таскаешь меня по всяким глетчерам и вершинам и заставляешь жить в невозможной обстановке. Вообще я считаю, что ты обращаешься со мной самым непозволительным образом!
– К чему поручик Гунтрам совсем не привык, – насмешливо возразил архитектор. – Тебя ведь абсолютно все балуют, один я осмеливаюсь тебе перечить.
– Да, ты не упускаешь случая сделать это, и, как это ни странно, я на тебя не сержусь, боюсь даже, что мне просто будет недоставать твоих нравоучений.
Адальберту Гунтраму, красивому, стройному юноше с темными волосами и лицом, сиявшим беспечностью юности, было примерно двадцать четыре года. Его костюм туриста, очевидно, был сшит лучшим портным, и, несмотря на штатскую одежду и непринужденную позу, в нем угадывался военный.
Его спутник, наоборот, не поражал элегантностью. Его костюм хранил следы непогод и далеких прогулок, а незаурядная внешность свидетельствовала о полном равнодушии к ней.
Высокая и сильная фигура Зигварта ясно указывала на его принадлежность к германской расе. На его загорелом энергичном лице выражалось непоколебимое сознание собственной силы. Он казался старше своих двадцати семи лет.
– Да, ты наделаешь довольно много глупостей, когда меня не будет с тобой, – сухо сказал он. – Что же касается моих спартанских наклонностей, то ты ведь знаешь, что они стали для меня необходимостью. Полученной премии мне хватало на год учебы в Италии, да еще мне удалось сэкономить небольшую сумму, чтобы на обратном пути провести недели две в Швейцарии. При таких скудных средствах нечего и думать о роскошных гостиницах в Интерлакене. Но ты, разумеется, можешь себе позволить подобное удовольствие!
– Я мог бы заплатить за нас обоих, – перебил его Адальберт. – Боже Великий! На твоем челе снова собираются тучи! Как будто я оскорбил тебя, предложив на время стать моим гостем! Ведь в Берлине я не раз пользовался гостеприимством. Но как только я собираюсь ответить тебе взаимностью, ты становишься невыносимо грубым.
– Полно, Адальберт! Я очень рад, что ты приехал сюда, это прекрасный финал моего счастливого, незабываемого путешествия. А теперь надо снова приниматься за работу.
– В которую ты поспешишь окунуться с головой? Мне кажется, ты уже заранее радуешься ей. Ты такой же фанат в работе, как и мой отец. Его тоже приходится силой оттаскивать от письменного стола.
– С той лишь разницей, что мне так работать необходимо, а ему – нет.
– Со временем и ты достигнешь этого. Недаром же ты его лучший ученик, ведущий специалист в его строительной конторе.
– Если бы только он предоставлял мне побольше самостоятельности! Надо же, наконец, и мне стать на собственные ноги, а об этом твой отец и слышать не хочет.
– Тебе не следует сердиться на него за это! – смеясь, воскликнул Адальберт. – Он совсем не может обходиться без тебя и старается удержать тебя во что бы то ни стало.
– Но ведь надо же мне наконец испытать собственные крылья, создать что-то самостоятельное. В моих папках есть один проект, который я закончил незадолго до отъезда, он кое-что стоит и мог бы открыть мне широкую дорогу, но с чего начать? Художник посылает свою картину на выставку и как будто возвещает всему миру: «Вот что я в состоянии создать. Дайте мне возможность творить!» Но архитектор нуждается в заказах, а кто