Подручный смерти. Наталья Солнцева

      – В другой раз. Что-то я продрог. Мокрая нынче осень, холодная.

      – Может, костер разожжем?

      – Сворачиваться пора, – отрезал Толян. – Темнеет уже.

      – Ты че, боишься стакан мимо рта пронести? – захихикал коротышка в замусоленной куртке. – Или решил магарыч зажать?

      Компания расположилась рядом с развалинами, которые когда-то были бараками, а теперь превратились в руины. Толян цыкнул на коротышку и погрозил ему пальцем:

      – Будешь болтать, чупакабре скормлю!

      Коротышка притих и невольно покосился в сторону развалин. Третий собутыльник, бородатый мужик с синим от пьянки лицом, поддержал Толяна:

      – В бараках, говорят, нечистая сила завелась. Воет по ночам, как стая волков.

      – Враки! – огрызнулся коротышка.

      – А вот и нет, – возразил бородатый. – Мне батя покойный рассказывал, что их бригада эти бараки строила. Батя тогда молодой был, на экскаваторе работал, копал яму под фундамент…

      – И че? Золотишко нашел?

      – Не перебивай, – приструнил коротышку Толян. – Дай человеку сказать.

      – В общем, зацепил батя ковшом бревна какие-то трухлявые, железяки разные… типа домашней утвари. А ночью ему страшный сон привиделся! Стоит над ним колдун и клюкой машет. Ты, дескать, мой дом разорил, покой нарушил. Не будет тебе прощения! Я, мол, до тебя доберусь! И добрался-таки. Батя по пьяни окурок бросил, занавеска занялась, наш дом-то и сгорел. Еле они с матерью успели выбежать, в чем были. Потом всю жизнь по общагам мыкались…

      – На этом все и кончилось?

      – Если бы! Батя запил по-черному, мать колотил… на меня руку поднимал. А рука у него тяжелая…

      – Поэтому ты алкашом стал? – поддел его коротышка. – В папашу уродился?

      – А ты, типа, трезвенник…

      – У нас в Грибовке трезвенников раз, два и обчелся, – ухмыльнулся Толян. – Видать, колдун всех наказать решил, без разбору.

      – Басни это все. Бред сивой кобылы.

      Рассказчик пропустил реплику коротышки мимо ушей и продолжил:

      – Батя не выходил из запоев, и все ему колдун мерещился! Так и помер в белой горячке… Как сейчас помню, лежит и бормочет: «Когда трое мертвых станут живыми, трое живых умрут, а двое встретятся – украденное вернется…» Я ему – «Батя, ты о чем?» – а он заладил одно и то же. Дескать, это колдун шепчет, а он за ним повторяет.

      – А че украденное? – не понял коротышка.

      – Не твоего ума дело! Я сам не знаю. Думаю, и батя не знал. Белочка, брат, не шутки! Она любого в бараний рог скрутит.

      – Может, твой батя обокрал кого?

      – Да не был он вором, – обиделся бородатый. – Чужого не брал, пил на свои, кровные. У матери мог последние копейки отобрать, врать не буду. А на чужой каравай рот не разевал.

      Солнце село, и пустырь укрыли мглистые сумерки. Небо потемнело, тени стали черными, как деготь. Из зарослей потянуло прелью.

      – Тс-ссс! – привстал Толян и повернулся в сторону руин. – Слышите? Шаги… Там есть кто-то!..

      – Да псы бродячие, – ехидно заметил коротышка. – Кому там быть-то?

      Бородатый не успел опровергнуть его слова, как будто из самой преисподней раздался жуткий нечеловеческий рык, шипение, свист. От этих звуков забулдыги онемели, оцепенели, протрезвели и, когда смогли сдвинуться с места, бросились врассыпную…

      Москва