Вольфи и страна птиц. Федор Федорович Иванов
ection>
Эти странные сны
Мне часто снятся сны.
Ты спросишь, какие? Разные! Сны бывают разные! Приятные, радостные, такие, что даже просыпаться не хочется. Проснешься, бывает, посмотрев приятный сон, и вдруг подумаешь:
«Ну, почему это было только во сне! Словно все скрипки мира пели в груди! Словно золотой дождь лился на голову, и алмазная роса освежила ноги усталого странника по тернистым дорогам жизни!»
Но бывают сны и другого рода. После них весь день, больной и несчастный, думает:
«Ну, и дрянь же мне снилась прошлой ночью. И чего только в голову ни лезет! Тьфу!»
Такие сны хочется поскорее забыть. Но забыть их трудно, потому что они, к сожалению, повторяются.
То кто-то гонится за мной, и я знаю, что мне нет спасения. То меня душит что-то, тоже приятного мало, и самое главное, непонятно, что именно лишает воздуха: то ли горе, то ли горло не пропускает воздуха, то ли чьи-то руки тянутся к моей шее. Проснешься после такого кошмара и скажешь себе:
«И зачем я спал? Лучше бы вовсе не ложиться, чем так вот мучиться»…
А еще мне случается летать. Тоже во сне, конечно. Летать во сне очень даже просто, проще простого и легче легкого. Вот как это бывает: я отталкиваюсь от земли ногами, подпрыгиваю и лечу. И совсем не так лечу, как обыкновенная пичуга, которая привыкла к своему чудесному дару и даже не удивляется ему…
А я удивляюсь, дивлюсь, восторгаюсь!
Летаю! Парю! Порхаю!
У меня нет крыльев, но воздух нежно принимает мое легкое тело в свои объятия, и бережно несет на своих невидимых волнах. Я опускаюсь до самой земли, снова воспаряю ввысь до самых облаков, опять снижаюсь…
Мне легко. Я радуюсь. И нет мне износа и нет конца!
Теперь я знаю: все-таки счастье есть, только оно не на земле, а в небе. Счастье не имеет веса! Оно раскрывается только тем, кто умеет летать!
Счастье полет! Не говори, что не знаешь! Знаешь! Знаешь и ты!
И счастливы на земле только те, кто не умеет болтать о счастье, зато может петь и летать!
Счастливы на земле одни только птицы.
Вот и сегодня ночью я летал, сам не скажу, было ли это на самом деле или только пригрезилось мне во сне.
…Я стал вдруг легким, невесомым, беспечным, как пушинка! Оставалось сделать совсем немного: чуть подпрыгнуть, оттолкнуться от земли и… лететь.
Не могу сказать точно, где именно я летал. Знаю только, что в Альпах: где же еще! Я здесь родился, мне с детства знаком величественный вид этих гор. Я люблю их вид, вкус, звук, запах, ветер с гор!
Я пока не отваживаюсь летать над самыми высокими вершинами моих гор, покрытыми вечными снегами и льдом.
Там слишком холодно, а, кроме того, еще не очень-то опытен в деле летания, поэтому выбираю что ближе: холмы, пригорки круглые, пологие, широкие: там удобнее, и не так страшно потеряться в бесконечности неба: оттолкнулся и полетел до соседнего холма, только и всего.
До перелетных птиц мне пока еще далеко!
Итак, я чуть подпрыгнул, оттолкнулся от земли и полетел. И не было надо мной потолка, и не было вокруг стен.
Вместо крыши небо. Только небо. Только безграничный простор вокруг.
Вдруг, откуда ни возьмись, подул ветер. Он дул все сильнее, лишал силы, брал в плен.
Ветер подхватил меня и понес куда-то далеко-далеко, словно пушинку.
Я только и успел подумать, что никогда не вернусь обратно, потому что не найду обратного пути к дому.
Вы еще не успели дочитать до конца предыдущее предложение, а ветер уже стал ураганом и успел натворить дел: он подкинул меня в заоблачную высь, потом швырнул вниз с такой силой, что чуть было не уронил в бушующее, разъяренное ураганом море.
Но буря еще не наигралась мной! Новый порыв ветра подхватил меня над самыми волнами и понес дальше.
«Ну, пропал! Совсем пропал!» подумал я. «Прощай, музыка! Небо, прощай!»
Что было дальше, не помню: я словно бы задремал или как-то отвлекся… Так отвлекаются от всего на свете, зачитавшись интересной книгой.
Остров Грез
Чана
Я лежал на песке. Может быть, спал. Может быть, грезил…
Меня вернули к действительности птичьи трели. Никогда не слышал я раньше такого чудесного птичьего хора. Сколько голосов тоненьких, прозрачных, серебряных, сильных звонких, звенящих, сколько ярких, желтых и оранжевых песен вливались в меня, как новая кровь, как новая жизнь в избитое ураганом тело!
Я оперся на локоть, приподнялся и огляделся.
«Где это я оказался? Где мои дорогие Альпы? Где родной пик Унтерсберг?»
Справа и слева от меня простирался широкий песчаный пляж, показавшийся мне бесконечным.
Надо мной синело небо. Оно было большим и очень ярким,
Такого неба никогда не бывает в городе,