Кровавые слезы Украины. Анатолий Терещенко
тору родиться, учиться, встретив там детство и юность, и куда тянуло и тянет до сих пор, несмотря на дикие сегодняшние времена с недоговороспособной властью, разорившей Украину.
Середина 80-х годов.
Автор приехал на малую Родину – в Полесье подлечиться в санатории «Горынь». Лечебное заведение привлекало многих своей чудодейственной минеральной водой, которая в соревнованиях с «Ессентуки № 17» химическими свойствами для многих пациентов из других краев, а не только для аборигенов, выигрывала борьбу за первенство. Вода помогала бороться с гастритами и другими человеческими болячками. По вечерам в здании храма администрация курорта устраивала танцы для отдыхающих.
На высоких старых тополях и березах у полуразрушенной церкви, перестроенной под клуб, шумели птицы. Монотонно чирикали воробьи, грозно кричали вороны и примкнувшие к ним грачи – весна была в разгаре. Грачи, мостящие и вьющие гнезда на деревах, гулко хлопали крыльями, подлетая к ним со строительным материалом в клювах и зависая над домиками для будущего своего потомства. Одни обновляли старые, сплетенные из травинок и прутиков, очаги обитания, другие строили новые. Птицы то и дело сновали меж ветвей. Стоял оглушительный птичий грай. Это было наступление утра года – весны, с будущей теплынью, дождями, грозами и цветами.
Природная картина напоминала полотно – шедевр русской пейзажной живописи Алексея Саврасова «Грачи прилетели».
Автор шел к домику отставного майора Алексея Алексеевича Алексеева – «Алексеева в кубе», как он себя называл в шутку – бывшего военкома, участника минувшей войны, осевшего здесь на пенсии после ухода в запас, а потом и в отставку.
Порекомендовал автору познакомиться с ним его друг полковник Лубенников Петр Филиппович.
– Зайди к Алексееву, – заметил он перед моей поездкой в Степань, – интересный человек, собиратель разных историй, прошедший войну и войну после войны – в борьбе с бандформированиями бандеровскими ОУН и УПА.
К тому времени автор имел звание полковника, пройдя немалый путь практики в органах военной контрразведки, увлекался литературой, писал стихи, статьи и начинал работать над рукописью книги «Взорванный век», поэтому эта встреча его заинтересовала, тем более он понимал, свободного времени на курорте будет достаточно.
И вот гостья в его небольшом приземистом домике с огородиком и садом. Аккуратно нарезанные грядки. Симметрично высаженные фруктовые деревья и кусты ягодника – черной и красной смородины, малины и ежевики…
Навстречу мне вышел высокий, убеленный сединами еще крепкий пожилой человек. Представился ему, сообщив по чьей рекомендации, я появился в его доме. Он с удовольствием пригласил меня в свой кабинет.
– Вы проходите, проходите в комнату. Садитесь поудобнее, и я вам расскажу интересную историю, – интригующе заявил Алексеев, – может, вам пригодится.
– С удовольствием послушаю ветерана.
Речь шла о действиях «истребков» против бандеровцев. Эту «работу» патриотов Украины автор знал не понаслышке – семья жила в гуще этих событий. Отца по комсомольскому набору отправили на Ровенщину с Восточной Украины – Сумщины в 1939 году после присоединения Галиции к УССР. Здесь его застала война. Сюда родитель вернулся в 1944 году после освобождения Сарны от немецких захватчиков. Вернулся машинист паровоза, пройдя битвы под Москвой, Сталинград, Курскую дугу, освобождение Киева, по приказу высокого железнодорожного начальства.
Транспортники железных магистралей носили погоны – приказ есть приказ, его не обсуждают. Ведь во время войны тыл становился трудовым фронтом. Запомнилась и до сих пор в памяти стоит красивая форма отца – китель и две звездочки вдоль однопросветного погона из серебристого галуна и золотистого цвета эмблема паровозика. Владелец такого погона имел специфичное звание – инженер-лейтенант тяги.
Продолжающаяся война после войны не раз касалась, но, к счастью, не накрыла черным крылом машиниста паровоза.
Не единожды под колесами его локомотива взрывались фугасы, заложенные бандитами. Наверное, по воле Божьей, что ли, он выходил живым и невредимым из этих передряг. Большая война длиною в 1418 дней его тоже не тронула ни серьезным ранением, за исключением пальцев, ни глубокой контузией. Хотя он и провел все это время в продуваемой ветрами и не защищенной от осколков и пуль паровозной будке у реверса и регулятора под бомбежками, обстрелами на стальных магистралях, как уже упоминалось выше, от Сарн до Сталинграда и от Сталинграда до Сарн…
Продолжали кричать птицы. Цвел и благоухал сад. Жужжали трудолюбивые пчелы. Все эти запахи и мелодии весны врывались в широко открытую форточку.
Алексей Алексеевич продолжал рассказывать почти автобиографические эпизоды из минувших двух горячих войн – Второй мировой и Великой Отечественной (1939–1945 гг.) и войны после войны (1945–1956 гг.)
Так родилась повесть о Сашко Бересте, пролежавшая в письменном ящике более тридцати лет…
Сегодня она актуальна! – подсказал автору внутренний голос.
По рекомендации райкома
Кто