Антигерои минувших дней. А. Буянов
ойско, и польский народ отчаянно отбивался от врага, будучи на волоске от казалось бы неизбежной гибели. На шведское нашествие наложилась шляхетская вольница – каждый пан творил, что желал, а вместе они третировали последнего короля из династии польских Ваза – Яна II Казимира. Это тот самый Казимир, что был младшим сыном короля Речи Поспóлитой Сигизмунда III, рвавшегося на московский престол в годы Смуты и отказавшегося от него лишь через несколько лет после разгрома шляхты ополчением Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Прошло сорок лет – и мир перевернулся: теперь литовские магнаты привели шведскую погибель уже на свою отчизну и ввергли собственное королевство в великую Смуту.
В самую тяжкую для Речи Поспóлитой зиму знаменитый на весь уезд лекарь Вуйцик одиноко жил в своей деревенской усадьбе. Время было голодное, холодное, вьюжное. В округе буйствовали шляхетские банды. Ещё затемно укрывался по хуторам да в укреплённых избах крестьянский люд и со страхом ожидал «наезда» – нападения ближайших соседей, возглавлявшихся очередным местным шляхтичем.
В один из таких вечеров засиделся допоздна у огнища в чёрной избе лекарь Вуйцик. О чём думал – ему одному ведомо, только вой снежной бури за стенами вряд ли навевал благостные воспоминания.
Вдруг послышалось лекарю, будто кто-то возится за дверями, в подсенях. Будто стонет кто. Вуйцик был не робкого десятка. Сунулся он за дверь, а в подсенях и впрямь лежит кто-то. Втащил он бедолагу в дом, распахнул шубейку… Глядь, то молодая панночка из соседнего имения. Да в каком виде! Сама босиком, а под шубейкой одна нижняя рубашка изодранная и в крови вся. Тут панночка прошептала:
– Наезд!
И померла.
А следом из-под рубашки раздался отчаянный младенческий крик. Отбросил лекарь окровавленный подол: умирая, панночка младенчика скинула. Живого!
Принял Вуйцик роды у покойницы. Ребёночка обиходил, панночку пока в подпол сволок… Только поднялся наверх, как заколотила чья-то могучая рука в двери. Неужто преследователи панночки? Вуйцик спешно затолкал притихшего младенца в дорожную сумку – от греха подальше – и отодвинул засов.
В избу вошёл здоровенный монах. С ним ещё один – пожиже.
– Лекарь! Аббат наш чёрту душу отдаёт. Что ни делали, ничего не помогает. Поехал бы с нами, что ли? Посмотрел бы. Даст Господь, присоветуешь что годное.
Вуйцик быстро собрался, прихватил сумку с младенцем с собою, и отправились они в путь.
По дороге монахи разоткровенничались. Аббат был большим любителем вкусно поесть да сладко выпить. Вот и на этот раз обожрался за ужином. Его и прихватило, да так, что ни охнуть, ни вздохнуть – теперь в беспамятстве валяется.
Приехали в монастырь. Прогнал Вуйцик монахов из аббатовых покоев и занялся недужным. Лекарские ухватки тех времён мне не ведомы, только когда стал аббат приходить в себя, вдруг разорался оголодавший младенчик в сумке. Оказался Вуйцик в трудном положении, но нашёлся быстро. Едва аббат открыл глаза, хитрый лекарь залебезил:
– Ваше преосвященство, с новорожденным вас. Разрешились от бремени славно – ребёночек крепенький, титьку просит.
Аббат тык-мык, да деваться некуда. Так и остался младенчик жить в монастыре: для немногих посвящённых – аббатовым сынком, для прочей шелупони – монастырским подкидышем.
Шло время. Мальчик подрос: умненький, ладный во всех отношениях – славным монашиком станет. Однако пришёл час аббату и в самом деле отдавать Богу душу. Ведь тогда короток был век человеческий. Призвал аббат мальчонку к смертному одру своему и напоследок сказал такие слова:
– Дитя! Не сомневаюсь: добрые люди уже нашептали, кто твой родитель. Это правда. Однако хочу открыть тебе страшную тайну, о которой ты наверняка ещё не ведаешь. Знай же: я и вправду родитель твой. Но не отец я тебе – я твоя мать! Отец же твой – епископ Ольшанский!..
С тем и помер.
Итак, книга эта о геях – о добросердечных пассивных аббатах и о весёлых активных епископах (и не только Ольшанских). Об их тайнах и делах, волей-неволей миру явленных. О тех, кому Богом ли, природой ли велено быть иными и не претендовать на участь закономерно общую.
Ныне в моде игра Pokemon go. Человечество ловит покемонов. Но в мире есть игра гораздо древнее – Поймай гея. Ей уже более полутора тысяч лет. И если до XX столетия этим занимались власти христианских государств, то с XX столетия ловцами стала преимущественно творческая интеллигенция, выуживающая геев из собственной среды посредством логических вычислений и распространения сплетен. По мере распространения т. н. толерантности гомосексуалисты всё чаще оказываются в положении маркиза де Кюстина, чья жизнь описана в этой книге: он милый и хороший – душка и душа компании, но руки у него липкие и от общения с ним тошнит.
Отношение к гомосексуалистам в обществе всегда было настороженное, потому у них даже постоянного названия, кроме как ругательного «содомит» не было. Это уже в XX столетии появился знаменитый анекдот, характеризующий истинное положение дел:
«– Я гомосексуалист! – заявляет молодой человек.
– Ах,