Кукушкины слёзки (сборник). София Привис-Никитина
колбасы, двумя-тремя видами водки, двумя-тремя видами на советскую действительность, а именно: видом на Кремль, видом – на портреты членов Политбюро и в-третьих, видом на происхождение видов.
И все же, пусть нам достанет мудрости перейти к СОФИИ…
Принято считать, что о феномене женской прозы критики заговорили в 90-х. Л. Петрушевскую, В. Токареву, Т. Толстую и Л. Улицкую давно обозвали классиками. А классики, как известно столпенеют. Так, в чем же феномен? В том, что женская проза четвертована этой четверкой?
Как говорил мне один знакомый часовщик: со временем даже время перестает стоять, оно измельчает нашу вожделенную Глорию Мунди (мирскую славу), оно разводит наши желания с нашими возможностями, онО пытается перенести нас из «время Оно» в реальную жизнь. Да, именно время предлагает нам замысел исповеданий. Но оно не властно над числами, с помощью которых мы определяем своё место в очереди за магическим кристаллом в литературе.
Признаюсь, привычку разогревать собственную эмоцию, прежде, чем, плеснувши краску из стакана, прочесть зовы новой русской женской прозы, мне тоже привило время. Не буду доказывать, что женская проза не стоит на четырех китихах, и что она совсем не такая плоская, как ее малюют. И все же, я попытаюсь, как говорил поэт, «смазать карту будня…»
Интернет и Фейс-бук привлекательны тем, что в их броуновском пространстве с завидным постоянством проявляются всё новые фейсы современной актуальной литературы. Закон перехода количества в качество в литературных снисканиях – абсурден, как гений Хармса. Но в аномально постоянном словесном поло-водье, переполняющем литературное русло, нет-нет, да и вынесет на фарватер большой прозаической реки какую-нибудь исключительную женскую фигуру.
Когда я впервые читал рассказ Софьи Никитиной «О превратностях любви и дружбе народов», в голове, почему-то, неотвязно звучала песня Леонида Осиповича Утёсова: «Ах, что такое движется там по реке, белым дымом играет и блещет металлом на солнце. Ах, что такое слышится там вдалеке, эти звуки истомой знакомой навстречу летят…» И мой проснувшийся внутренний слух, вдруг, начинал восстанавливать в памяти давно забытый припев: «Ах, не солгали предчувствия мне, да, мне глаза не солгали. Лебедем белым скользя по волне, плавно навстречу идёт пароход…». Теперь понимаю, почему звучала эта мелодия.
Лебедем белым скользя – ДА! Прозаик? – НЕТ!
В характеристике Софьи Никитиной (она же – Привис) слово прозАик звучит также моветонно, как про заИк. Звучит чуждо и неприемлемо. Писатель! (а не писательница!), Софья пишет эманацией, пишет, когда «… пальцы просятся к перу, перо к бумаге, минута – и…».
Да, Никитина-Привис не принадлежит к типичному сословию промоутеров призрачного женского счастья. Софья Никитина – женщина-баллада. Из-под ее пера выходят маленькие поэмы в суперской джазовой аранжировке. Жизненные коллизии, в которых живут, влюбляются, конфликтуют и совершают поступки герои ее локальных историй, не оставляют никаких сомнений в аутентичности происходящего с ранее пережитым самим писателем, наоборот, здесь ощущение явного авторского присутствия, но с мастерски исполненной импровизацией. Удивительная погружённость автора в причину конфликта героев рассказа, стройность сюжетной линии при многоплановой текстуре, сочность бытовой речи, а также удачное смешение языковых стилей, подчеркивают незаурядную авторскую универсальность. Великолепное чувство юмора, которое поднимает читателя над «свинцовыми мерзостями жизни», добавляет рассказам Софьи Никитиной, парадоксальной философской мудрости. Неожиданные иронические эскапады в диалогах персонажей настолько колоритны и точны, что позволяют автору избегать подробных характеристик героев повествования. Я не стану грузить читателя перечислением авторских достоинств. Они на виду и принадлежат текстам. Маленькие истории СОФИИ НИКИТИНОЙ-ПРИВИС сами творят судьбу большого писателя. Не сомневаюсь, что эта книга станет отличным подарком для каждого вдумчивого читателя.
О превратностях любви и дружбе народов
Ляля стояла в мутной волне человеческих тел, зажатая, как шпротина в банке.
Она не могла даже выпростать на свет свою потную маленькую ладошку, чтобы убрать с лица волосы, которые мешали ей видеть чужие людские спины, в которые чётко был впечатан её многострадальный курносый нос.
Постепенно кольцо вокруг её хрупкого тела начало слабеть, она почувствовала возможность глотнуть жаркого летнего воздуха. А потом волной её отнесло к дверям солидного красного университета, где были вывешены списки счастливцев из абитуриентов, скакнувших прямо в студенты этого самого университета.
Не обращая внимания на толчки, Ляля вскарабкалась на крыльцо волшебного здания и, подпрыгивая за чужими спинами, пыталась выхватить из списков свою фамилию.
И фамилия выпрыгнула сама ей навстречу! Да, это