Шарнирные куклы. Мир под стеклом. Исторический детектив. Иоланта Ламарр
растает печаль;
Бегу, убегаю, в тревоге поспешной,
И нет ни цветка на дороге, ведущей в угрюмую даль.
Повсюду мученья;
В суровой пустыне, где дико кругом,
Одно утешенье,
Мечта о тебе, моё счастье, мне светит нетленным лучом.
Мне снятся волшебные сны – о тебе. Не так ли в пучине безвестной,
Над морем возносится остров чудесный, Бушуют свирепые волны, кипят в неустанной борьбе.
Но остров не внемлет,
И будто не видит, что дико кругом, И ласково дремлет,
И солнце его из-за тучи целует дрожащим лучом.
Ребёнок, однажды обжегшись, тянется к огню.
Пролог
На севере-западе, примерно в трёх днях пути от Сентены1, есть маленькая островная провинция, соединённая с материком огромным железным мостом, который почему-то напоминает здешним суеверным жителям страшного монстра из детских сказок. Немногие в Ластертаде2 слышали об этом месте, и едва ли кто вообще бывал в столь отдалённом крае. В самом изолированном городке, больше походившем на сельскую местность, по сути, не было ничего необычного или же запоминающегося, разве что только несколько построек из белого камня, принадлежавших четырём семьям основателей. Они были похожи на старинные замки и располагались точно по периметру заселённой части провинции, точно грозные сторожевые башни в тюремном поселении.
В это время суток на улицах острова уже давно стояла глухая, безлунная ночь, но в одном из этих каменных домов, том самом, что стоял в гордом одиночестве на высоком холме и был построен не менее пяти столетий назад, всё еще горел тусклый мерцающий свет. На стенах, в обилии увешанных семейными портретами в тяжёлых рамках, выполненных уверенной рукой искусного художника, плясали причудливые тени, отбрасываемые пламенем свеч. Холодный осенний ветер, проникавший в помещение сквозь приоткрытое окно, заставлял людей (кроме самого хозяина, высоко ценившего свежий воздух), находившихся в богато обставленной комнате на втором этаже, зябко ёжиться и кутаться в пиджаки и пледы.
За столом из тёмного крепкого дерева, изредка макая гусиное перо в старинную чернильницу и царапая им что-то на листке плотной дорогой бумаги, сидел пожилой господин в строгом костюме. Его здоровье и тело были уже не теми, что когда-то: всё-таки возраст давал о себе знать. Глубокие морщины прорезали некогда высокий благородный лоб, сухие, мозолистые пальцы скрючились, а больная спина не позволяла сидеть на стуле так ровно, как того бы хотелось. Но всё же волевое лицо мужчины, чётко очерченные скулы и подвижные, умные глаза говорили о внутренней силе и неутолимой жажде жизни.
За спиной аристократа неподвижно и даже как-то торжественно стояли двое: ничем не примечательный мужчина средних лет в костюме дворецкого и молодая светловолосая женщина с точёными чертами лица – даже, скорее, девушка – в красивом белом платье, какие по традиции одевают молодые особы на свой первый бал. Оба неотрывно следили за правой рукой графа, которая неторопливо, но уверенно выводила слова, отчего-то кажущиеся роковыми. Вот, наконец, пожилой мужчина поставил в конце листа свою знаменитую размашистую подпись и протянул перо верному слуге. Последний, принявший на себя роль свидетеля, покорно сделал то, что ожидал от него господин. Граф благодарно кивнул дворецкому, после чего сложил завещание на манер письма и, предварительно растопив воск с помощью свечи и накапав нужное количество на бумагу, поставил фамильную печать. На последней гордо красовался родовой герб – легендарная птица феникс, восстающая из руин и пепла.
Девушка с признательностью положила тонкую белую руку на плечо своего тайного благодетеля и мягко улыбнулась. От этой улыбки лицо её осветилось каким-то особым внутренним светом, сделав вдруг свою обладательницу невозможно красивой. Дворецкий бросил на неё удивленный и отчасти настороженный взгляд, но через некоторое время полностью забыл об этом.
То, что могло кардинально изменить, а в некоторых случаях и поломать жизни многих, было аккуратно сложено и надёжно спрятано в переплёте объёмной книги, взятой из семейной библиотеки. Граф доверил документ, содержащий его последнюю волю, преданному слуге, которого знал также хорошо, как и себя, а, может быть, даже лучше. Тот с достоинством принял возложенную на него то ли великую честь, то ли страшный приговор и положил увесистый фолиант в свой неизменный кожаный портфель. Затем, коротко, но в меру почтительно поклонившись, дворецкий спешно покинул комнату, а через пару минут и сам хозяйский особняк. Очаровательная дебютантка и пожилой господин также вскоре распрощались, клятвенно пообещав друг другу хранить известные им одним тайны.
Итак, давно задуманное наконец-то свершилось, а все тузы удобно устроились в рукаве. Вот только кому принадлежал этот пиджак? Одному из тех троих, кто
1
Столица Ластертада. – Прим. автора.
2
Вымышленная северная страна. – Прим. автора.