Змея в изголовье. Владимир Свержин
нечно, ему, с малолетства выросшему при храме, не было дела до жизненных перипетий джуххаль, не сведущих в вере, и уж тем паче до франков-иноверцев. И все же… что могло заставить девушку, судя по следу, невысокую и хрупкую, мчать целый день, загоняя скакуна, не обращая внимания на палящий жар, на пыль, забивающуюся в рот и нос, заставляющую глаза плакать помимо воли? Ну да это не его дело. Его дело – отыскать беглянку и вернуть отцу.
Ясно, что по своей воле он бы не стал за ней гоняться. Но так велел Джемаль, а слово аджавида, совершенного хранителя священного храма, все равно что воля небес. По сути, так оно и есть: аджавид Джемаль – земные уста Создателя Истины.
И все же, рискуя навлечь на себя гнев аджавида, тогда он не удержался от вопроса:
– О, хранитель Завета, как же смогу я исполнить порученное мне, когда наши правила запрещают мне прикасаться к женщине и даже разговаривать с ней?
– Так и есть, мой мальчик, похвально, что ты послушен закону. Но, исполняя волю настоятеля, ты обязан совершить беспрекословно любое деяние, пренебрегая иными запретами. Ибо как есть одежда для всякого дня и одежда для служения, так разные правила существуют для разных случаев.
Саид молча склонился перед мудрым старцем, решив не задавать больше вопросов. Однако Джемаль все-таки счел нужным объяснить:
– Она дочь кади из ближнего селения, того самого, откуда в башню привозят снедь. Она виновна в дерзости и непослушании. Ей нет прощения. Капризной девчонке вздумалось перечить отцу, нашедшему ей хорошего жениха. Но отчего-то мудрый кади решил не карать ее за побег, а лишь вернуть под отчий кров. Не сомневаюсь, глупая девица уже одумалась, ибо после мягких ковров и фиников, после чистой воды и тенистых пальм ее удел теперь – мрачные горы и жаркая пустыня. Неразумная бунтовщица заслужила этот урок.
Езжай, найди ее, покажи вот этот перстень, – Джемаль поднялся с высеченного в камне сиденья, похожего на трон. – Видишь, на нем выгравирована султанская тугра – знак власти ее отца. Это залог того, что почтеннейший кади прощает свою непутевую дочь. – Он протянул Саиду черненый серебряный перстень. – Не мне судить мирян, но я считаю, что это оплошность. – Саид молча кивнул. – Я вижу, ты хочешь что-то спросить, – вперив в молодого стража пронзительный взгляд почти черных глаз, тихо проговорил аджавид.
Саид опустил взгляд, пряча радость, смешанную с гордостью. Такое щекотливое поручение говорило о многом: простого стражника мудрейший Джемаль не стал бы посылать туда, где скопища шайтанов угрожают душе истинно верующего. А значит, верховный хранитель возлагает на него особые надежды, выделяет среди прочих молодых стражей и, возможно, желает приблизить к себе, чтобы сделать одним из посвященных! От такой перспективы у него радостно заколотилось сердце. Однако запоздалая мысль обожгла, будто удар витого бича: «Что, если я не справлюсь? Я понятия не имею, как обращаться с женщинами. Но сколько раз приходилось слышать, что каждая из них – гнездилище порока и смертельный искус для мужчины!»
– Прошу простить, если омрачаю твой дух пустыми сомнениями, только что мне предпринять, если беглянка не пожелает возвращаться?
– Саид, – в голосе старца зазвенела сталь, как в те давние годы, когда он командовал отрядом стражи на страх разбойникам, промышлявшим на ближних караванных тропах, – отыщи и привези!
Молодой воин, кланяясь, вышел из потаенной залы. Больше всего в жизни он желал сам когда-то занять место просветленного наставника истины, однако путь к этому был долог и непрост. Для этого мало быть отличным следопытом и поражать летящую птицу первой же стрелой. Одному Творцу ведомо, когда сумеет он стать опытным настолько, чтобы водить отряд стражи, бдительно охраняющий от разбойников ближнюю округу. Поставят ли его во главе всей явной и тайной стражи древнего святилища?
Только после этого он станет уккаль – знающим, допущенным к служению реликвии, хранимой в стенах монастыря, достойным приобщения к ее величию. Лишь тогда… Если очень повезет… Если мудрость его будет сочтена высочайшей и вера признана безупречной… он будет избран хранителем тайны тайн. А до того… до того он знает лишь, что святыня требует беззаветного служения, и этого довольно.
Саид огляделся: красные склоны гор все более темнели и покрывались черными складками. Скоро ночь.
«Конь загнан, ему нужно отдохнуть. Девушка, если, конечно, иблис окончательно не лишил ее рассудка, не решится идти ночью, ведя коня в поводу. Тем паче скоро выйдут на охоту волки. На вооруженного всадника они нападать не станут, а на усталую девушку с обессиленным конем очень даже могут. Тем более если голод согнал вместе трех, а то и четырех зверей. – Саид точно с высоты птичьего полета представил себе окрестные земли. – Пожалуй, она постарается укрыться в Драконьем ущелье». Он поежился.
Поднявшийся с полудня ветер усиливался. Темнобрюхие, будто извалянные в пыли, слоистые облака с изорванными в клочья серыми краями надвигались, превращаясь в небесных чудовищ, хищных демонов пустыни. Еще недавно они лениво, словно овцы в бескрайнем синем поле небес, медленно брели неведомо куда. Но сейчас и самому быстрому скакуну не угнаться за ними. Мрачные тучи