Житие борзого. Повести и рассказы. Елена Дымченко
открывшийся вчерашний порез. Уже несколько часов он все ходил и ходил на одной сворке2 с Сокрушаем по этому бескрайнему полю. Уже давно прошла первая радость, охватившая его вначале при виде этого бескрайнего простора, от вида которого что-то вздрогнуло в нем и зазвенело. Он сразу же почувствовал, что это не просто прогулка, он ждал чего-то волнующего, радостного и от ожидания этого неведомого, в нем все пело и звенело. Каким-то седьмым чувством он понимал, что в этом и заключается смысл его существа. Время шло, но ничего не происходило. Усталость брала свое и он уже перестал напряженно вглядываться в даль, чувство радостного ожидание тоже утихло. Теперь он чувствовал только усталость, да еще правая передняя лапа не давала покоя. Боль от вчерашнего пореза нарастала с каждым шагом и уже становилась нестерпимой. Прихрамывая гораздо больше, чем следовало, изредка останавливаясь и беспомощно свесив лапу, он оглядывался на хозяина, ожидая, когда же тот наконец заметит, что лапа его никуда не годится, ну просто совсем никуда. Но обычно столь внимательный ко всем его малейшим болячкам хозяин, казалось не замечал на этот раз ничего, а упрямо шел и шел вперед. Коротаю ничего другого не оставалось как тоже идти дальше, прихрамывая и иногда жалобно поскуливая.
Вдруг он почувствовал, что что-то изменилось. Это было неуловимо, пока что не объяснимо, это витало где то в воздухе. Он не то что бы заметил, он скорее ощутил, как встрепенулся и напрягся идущий рядом Сокрушай, казалось, электрический разряд вдруг пронзил его тело. Это напряжение тут же передалось Коротаю. Он понял – сейчас произойдет то, чего он так ждал, то ради чего они сюда и пришли. Сердце вдруг забилось раненой птицей. Кровь быстрее побежала по жилам и этот поток смыл и усталость и боль. Нервы натянулись до предела, они трепетно звенели как натянутая струна. Дрожь нетерпения пробегала по его напряженным мышцам. В нем проснулось что-то дремучее, неуправляемое, дикое – неистовая кровь далеких предков заклокотала в его молодых жилах. Он забыл все – больше он не был хозяйским любимчиком, у него не было прошлого и не было будущего, у него теперь было только настоящее, был только один миг, ради которого стоило жить. От нахлынувшего страстного нетерпения он уже начинал терять рассудок! Коротай уже видел ту маленькую, темную точку, которая стремительно удалялась от него. И тут, внезапно почувствовав свободу, он рванулся за Сокрушаем, который несся, едва касаясь лапами земли, складываясь почти пополам и тут же резкими, мощными толчками выбрасывая свое тело вперед, с каждым броском неумолимо настигая резвого беглеца. Быстро набирая скорость, легкими, мощными скачками Коротай летел вперед. Его легкое, натренированное тело беспрекословно слушалось его. Все его существо слилось в одно неудержимое, болезненно страстное желание – ДОГНАТЬ! НАСТИЧЬ! ПОЙМАТЬ! Он не видел ничего вокруг, кроме зайца, расстояние до которого неумолимо, настойчиво сокращалось. И вот Сокрушай в последнем
Сворка – ремень-сворка, на котором водят борзых собак.