Предпоследняя жизнь. Записки везунчика. Юз Алешковский
его зэки… вы знаете, в лагерях было хреново: тоска, голод, холод, а труд наш был коллективным трудом помесей жалких Гераклов с обессиленными Сизифами, к тому же не за хер посаженных… но именно каторга была для меня школой свободной жизни, где любой тупица имел пятерки по свободе и истории родины, кроме совершенно спятивших фанатов передового лжеучения… отца с матерью пошарили со всех работ, первая любовь, казавшаяся вечной, тиснула в «Комсомолке» преподлейшую статейку о «ревизионистских попытках некоторых молодых экономистов-теоретиков пересмотреть основные положения базисного фундамента всепобеждающего социализма, железобетонно сцементировавшего весь мудрый опыт политэкономической мысли человечества во главе с Марксом-Энгельсом-Лениным-Сталиным»… вот так, Володя… на шконках сидел я с людьми, обломавшими зубы и рога о решетки планового хозяйства, – с бывшими зубрами различных производств… все они неумело преступали кретинические наши финансовые законы и порядки… на лесоповале и в бараке я читал им лекции по экономике, обрисовывал пути оптимальных наебок совершенно бездушной Системы ради выполнения плана и улучшения условий труда… таким вот образом я и сам набирался ума-разума, не говоря о том, что вывел наше отделение ГУЛАГа в передовики производства, основанного на хитростях снабжения и сбыта да на отчаянной смелости начальничка, по моему совету повязавшего бабками покладистого кума… естественно, на начальничка стукнули, но, как это ни странно, не сняли, а повысили, потому что догматическая экономика приказного, взятого с потолка, планирования задач различных производств постоянно обрекала их черт знает на какие «левые» подсудные и давно до чертиков обрыдла новому поколению руководителей… освобождавшиеся слали мне посылки, прилетали ради деловых со мною консультаций, порой мы вовсю гуляли за зоной вместе с начальством… я остро чувствовал, что Система однажды окажется лицом к лицу с неизбежным банкротством и здравый смысл возьмет верх над фантазмами шизоидной лжи… жить я стал в лагере, как говорится, поскуше, чем на воле, много читал, ходил без конвоя, подпиливал славную одну брошенку… тогда и дошло до души и, между прочим, до тела, что это дело без любви – вещь необходимая, но чудовищно скучная, главное, унизительная для мужика и для бабы… очень, помню, сожалел, что вовремя не трахнул свою «прекрасную даму»… вполне возможно, тогда она ждала бы меня, а не тискала в «Комсомолке» дичайшую чушь… ведь она была очень неглупой молодой леди, понимавшей абсурдность зачумленной системы… я начисто выкинул ее прочь из сердца и ума… освободившись, принимал за сто первым километром не одних солагерников… кто только не приезжал в конуру мою: директора крупных заводов, видные плановики, снабженцы, руководители финотделов министерств – даже секретари обкомов наведывались… иногда, Володя, многие из них серьезно меня