Сон в зимнюю ночь. Виктор Власов
Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не вешалось, парируют циники, предпочитающие увлекательным впечатлениям приятные ощущения. Они играют в крутые компьютерные игры, требующие недешёвого графического оборудования, просматривают красочные фильмы-фэнтези, где рыцари размахивают магическими мечами, вытаскивая из плена всяких девушек. Иные развлекаются по старинке: читают книги, отлёживая бока, напрягая зрение, искривляя позвоночник.
В среднем, компромиссном варианте, все мы – слушая музыку, посещая какие-то мероприятия – мечтаем, общаемся, становясь друг для друга позитивными или негативными раздражителями, полезными или вредными: зависит от дозы и дистанции общения.
Но есть и такие, кто в ситуации душевного распада и лености непомерно разросшегося тела ничего не делают, уповая на произвольную перемену существования, на помощь друзей и знакомых. Если ожидаемого поворота событий не происходит – они ставят на себе крест, и становится хуже. Апатичность да бесцветность мира отравляют их бытие навсегда.
Не всякому дана выносливость переть по жизни, высунув язык, не каждому доступен кайф от мелких радостей. Но если хочется «такого-этакого»… что делать человеку, которого уже напрягает общество, но ещё не разложившемуся морально и не разросшемуся телесами, точно гибридный вид, а просто ленивому? Такому, как мне? Поспать…
Глава 1
Суровое сибирское утро
Голос мамы, добрый и тихий по жизни, сквозь сон слышался противно и глубоко, словно исходил из недр Марианской впадины:
– Витя, пора вставать.
От резкого электрического света, ужалившего сквозь приоткрытые веки, я напряжённо зажмурился, вдавил голову в подушку. Мама не выключала свет, не уходила из комнаты – задалась целью разбудить в семь утра единственного сына.
– Опоздаешь в институт, – её голос смягчился.
– Отстань, уйди! – я поразился, как чуждо прозвучал мой собственный голос.
Она наклонилась, стянула одеяло, и холод обуял меня вместе с гневом, я вздрогнул. Волей-неволей поднялся, пошёл в душевую. Из красного крана горячая вода пошла не сразу.
– Бли-ин, на фиг! – бросил я, отскочив. Надо было матери соврать, что мне ко второй или к третьей паре.
Позже, сидя за столом и тупо глядя на гречку с жирной сарделькой, припоминал, какие пары сегодня, и какое домашнее задание к ним требовалось.
– Отец два часа назад пошёл на работу, а ты дрыхнешь, как сурок! – улыбнулась мама. Я всегда удивлялся способности отца вставать мгновенно, «как штык». Щёлк – и к бою готов. Так говаривал дед, ветеран войны, а я сравнил бы с роботом…
На улице очень холодно, градусов сорок, не меньше. Голубовато-серыми буграми в палисаднике лежал снег; из сугробов безжизненными острыми клешнями торчали голые ветки кустарника, деревья поднимались кривыми метёлками к бледно-фиолетовому, как раствор марганца, небу. Подъездная дорога вдоль палисадника моего дома давно пятнистая из-за утечек масла от снующих день и ночь автомобилей. С тёмно-коричневыми и лиловыми разводами застывшей грязи, она ныряла между огромных труб, упакованных в задубевшую рыжую монтажную пену, огибала коллектор теплотрассы, из которого валили облака белоснежного пара; там всю зиму, как фрицы в доте, жили бомжи. Земля у теплотрассы – цвета сожжённой резины, словно впрямь тут гремели бои; в дни потеплее здесь грелись несколько бездомных кошек – куда они девались в самые холода, непонятно. Во дворе между турниками на верёвке, выстывая, болталась белая замёрзшая футболка, от мороза превратившаяся в пластмассовую ледянку. Оставленная тут со вчерашнего дня хозяйкой, она подыгрывала скрипом окостеневшему, словно хвост гремучей змеи, шуршащему воздуху. Толстый снеговик с окоченевшей морковкой вместо носа, облитый водой, застыл и превратился в сосульку. Брызги воды попали на крашеное резиновое колесо от К-700, потрескавшееся от времени и облюбованное ребятнёй под лавочку для вечерних шумных посиделок. Своре этих пакостников принадлежали кучи кожуры от семечек и следы на снегу вокруг снежной горки, разваленной пинками. Снова наша старшая по дому отправится в поход по квартирам, чтобы найти разрушителей и заставить их восстановить детский городок. В очередной раз пропал металлический мини-аттракцион: на месте детских качелей торчала из снега отрезанная кусачками проволока. Знакомый бомж, припарковав тележку с огромным капроновым мешком, сколоченную умелыми руками, подобрал «улики» – банки из-под пива. Медленно толкнув свой «грузовик», он покатил к теплотрассе, вопрошающе оглядывая невыспавшихся прохожих. Кто-нибудь замечал, что человек в семь-восемь утра, в лютый мороз, не похож сам на себя? Каждая клетка организма, сжимаясь, сохраняет тепло, и потому в такую минуту люди кажутся инопланетянами. Белый пар струями выходит из покрасневших носов, а щёки румяные, словно тесто слоёного печенья.
Я шёл не торопясь, размеренными шагами, не хотел поскользнуться, как в прошлый раз – ботинки у меня скорей осенние, не зимние. Слабое мяуканье царапнуло сердце и заставило взглядом пошарить по земле. Крохотный чёрный котёнок с горящими глазками дрожал и жался к трубе теплотрассы. Мы глядели друг на друга. Я не мог