ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших. Сен Сейно Весто

      Он в последних деталях помнил день своего детства, когда на спор провел на старом заброшенном деревенском кладбище ночь. Хвастался он вообще много и врал много, особенно в моменты вдохновения, получалось у него правдиво, мрачно и предостерегающе – как нужно, но он никогда никому не рассказывал, что там было на самом деле. Для остальных это вряд ли представило бы большой интерес.

      Отдельные детали были особенно объемными, барельефными, памяти оказалось удобно ими печатать, единственное, что ему не под силу было вспомнить, это то, когда он совсем перестал бояться темноты, до того или после. В темном незнакомом лесу, на отшибе наполовину уже спавшей, наполовину готовой отойти ко сну деревушки притихший кружок исцарапанных мальчишек до самозабвения пугал друг друга удивительными замогильными подробностями из сфер жизнедеятельности заброшенного на болотах кладбища. Начали с пустяка, закончили разногласиями и взаимными упреками, каждый следующий очевидец, тщательно скрывая озноб, с большим успехом нагнетал и без того напоенную сладким ужасом атмосферу, на ходу домысливая необходимые детали к слухам, мнениям и бессовестному вранью, издавна блуждавшим по недалеким поселениям язычников-староверов. Рассказчик горел глазами и лихорадочно облизывал губы, слушатели зябли, ежились, поминутно вздрагивая на каждый ночной шорох, мирно начинавшаяся дискуссия завершалась заведомо невыполнимыми требованиями и клятвенными заверениями, что уж он-то в сходной ситуации не пошел бы против проверенных временем примет и вообще оказался бы сообразительнее и не ударил бы лицом в грязь. Обыкновенно, выбиралась негласно жертва – и кто-то один длительное время служил объектом неприкрытого давления с выкручиванием рук и намеками, что как раз теперь и наступило то самое время, с тем чтобы навестить загадочное болото и его проклятые достопримечательности, восстановив таким образом пошатнувшийся в глазах окружения авторитет, отчет о пережитых ощущениях обладал бы безусловной ценностью. Этот прохладный летний вечер особенно располагал к продолжительным беседам: случилось полнолуние. Было довольно поздно, спать не хотелось, и было жалко. Рассохшиеся, древние, пропитанные ужасом стены старой языческой бани шевелились за спиной, собирали страх по темным углам, незаметно сближались, страх был безвкусный, холодный, он бегал мурашками по спине, осторожно трогал волосы на затылке, держа за плечи и не давая перевести дух; любой звук тут был нежелателен, неуместен, за ним могла скрываться опасность, то самое движение, когда ужас просачивается сквозь стены и широко расправляет огромные шершавые длани.

      Ужас касался потемневших бревен, он давно уже слушал, приникая к стенам своим большим сморщенным ухом, тихо ступал, старческий и слепой, кругом бани. Тусклая керосиновая лампа