Ромул – первый царь Рима. Эпическая повесть. Даниил Муха
теперь угасли; щеки, переливавшиеся румянцем когда-то у его лица, теперь были бледны; руки, ласкавшие его в колыбели, теперь безжизненно лежали на груди. Да, это его родная мать – сомнений нет! Вдруг женщина зашевелилась, почувствовав дыхание живого человека; ее глаза открылись и ласково посмотрели на него, Ромула; губы еле слышно выдавили: «О Ромул, милый сын, неужели это ты? Как я рада увидеть тебя перед смертью. Ромул, отомсти за меня коварному и злому Амулию, ради всех богов, – голос женщины стал чуть громче, – ради всех богов, сделай это, Ромул. И прощай. Прощай навсегда…»
– Нет, нет, только не это! О боги, за что такое наказание?! – и Ромул воздел руки к небесам.
Рем, плача, обратился к брату:
– Брат мой, мне приснилось, что будто я вошел в открытую темницу и увидел там женщину, лежащую на полу!
– То же самое хотел сказать и я, брат мой! Неужели это наша родная мать и она находится в темнице?!
Плистин и его супруга с волнением бросились к безутешным близнецам и стали успокаивать их как могли. Вдруг Плистин вскочил и указал пальцем на окно, возле которого продолжало царапаться когтями и крыльями противное перепончатокрылое животное.
– А ну, убирайся отсюда! – и с этими словами он бросился к окну, предварительно взяв в руки метлу. Потом открыл окно и прогнал метлой пронзительно кричавшую летучую мышь.
Летучая мышь улетела прочь, в темноту необъятной ночи. И было очень тихо и темно, только раздавалось всхлипывание близнецов да увещевания хозяев дома, пытавшихся их успокоить.
Во дворце Амулия было тихо: прислуга знала, что царь устал и хочет спокойно провести время. Амулий полулежал на своем ложе в спальне, с ним находилась одна из наложниц. Вот единственное, что нравилось Амулию, – то, что многочисленные слуги трепетно исполняют все его прихоти, а наложницы ублажают его стареющую плоть. Государственные же дела, приемы послов, подавление народных волнений и военные действия против соседей – это невыносимое бремя, и Амулий стал понимать это все больше и больше. Да и совесть Амулия была постоянным раздражителем, от которого царь не мог спрятаться, как прятался он во дворце от народных бунтов. Может быть, тому виной его преступные замыслы и козни против родичей: родного брата, племянницы и других из рода Сильвиев? На это указывали весьма зловещие знамения, которые происходили неоднократно после того, как он, Амулий, стал узурпатором Альбы-Лонги. Например, он увидел, как в ясный солнечный день на крупного черного ворона, сидевшего на коньке крыши, набросилась стая белых воронят и разорвала его на куски. Такого Амулий никогда раньше не видел. Но еще больше испугало суеверного Амулия другое зловещее знамение: во время жертвоприношения по окончании сезона жатвы жертвенный бык, крепко связанный по ногам пеньковыми веревками и уже положенный на жертвенный камень, вдруг разорвал мешавшие ему путы, сбил с ног жреца с жертвенным ножом, а потом насмерть затоптал других служителей. Лишь подоспевшим