Первый из пяти. Виктория Волкова
сутствия в Сенате, подпоясался золотым кушаком и надел сверху кожаный колет с титановыми вставками. Вложив в ножны свой огромный меч, все еще измазанный кровью несчастной акушерки, отец прошел в детскую и, вынув меня из колыбели, засунул к себе за пазуху, распластав между твердой поверхностью колета и мягким шелком тоги. Все родственники и домочадцы следили за его действиями, боясь вымолвить хоть слово. Он решительно прошел по подвесному мосту, спустился во двор Южной башни, уселся в рутьер и завел двигатель. Стальные крылья, позволяющие машине взмыть в воздух и парить, начали медленно вращаться. Никто из присутствующих уже не сомневался в его намерениях, но ни у кого не хватило смелости вмешаться.
Лишь только двигатель заработал в полную силу, и лопасти, закрутившись в единое целое, приподняли рутьер над брусчаткой двора, моя сестра Альма кинулась что было сил к поднимающейся в воздух машине и, уцепившись за поручни, запрыгнула в кабину. Отец, казалось, не обратил на нее никакого внимания. Когда рутьер взмыл высоко над землей, он повернулся к Альме и выдохнул без всякого выражения в голосе:
– Надеюсь, ты умеешь водить? Потому как тебе придется возвращаться самой.
В потоке встречного ветра руки опытного пилота развернули машину прочь от города, и вскоре вдали показалась величественная гора Ирриче. Огромная черная пирамида с тремя идеально ровными и гладкими гранями. Лишь небольшое плато на самом верху нарушало гармонию.
Теперь Альма поняла, куда направляется отец.
Гора Ирриче с далеких времен считалась местом, где смертные общаются с богами, приносят жертвы. Приемная божественной канцелярии, куда можно добраться только по воздуху. И лишь летающие кони или машины способны доставить страждущих и молящихся. Говорят, иногда боги нисходят до общения с людьми.
Рутьер опустился на край плато, и отец, стремительно выскочив, быстро зашагал по ступенькам к вершине, на ходу доставая из ножен меч. Альма едва за ним поспевала. Поднявшись на самый верх, сенатор остановился. Небольшая базальтовая плита – место для молитв и жертвоприношений – оказалась занята. На абсолютно ровной черной поверхности лежала женщина в белой тоге. Руки вытянуты вперед, черные волосы спутаны в космы. Услышав тяжелые мужские шаги, она вздрогнула, словно очнулась, поднялась, но не сдвинулась с места. Сердито посмотрела на отца, узнавая. Он подошел к ней, остановился рядом.
– Лаасе? Что ты тут делаешь?
Она еле слышно прошептала:
– Матео в плену у стреттов. Я молюсь о нем.
– Полк Отто Шрая угодил в засаду. Больше ничего неизвестно. Видимо, им живыми не выбраться. Еще никому не удавалось удрать от стреттов, – мрачно согласился отец.
Лаасе горько расплакалась.
Он не произнес ни слова утешения. Пронять сенатора Брао слезами – совершенно бесполезное занятие.
– Уходи отсюда, – приказал он и кивнул в сторону Альмы: – И уведи мою дочку.
– Что происходит, сенатор? – встревожилась Лаасе, вытирая слезы.
– Убирайся, – прорычал отец. – Твои мольбы уже ничем ему не помогут.
Лаасе Маас вгляделась в мрачное лицо, потом перевела взгляд на сжимающий рукоятку меча крепкий кулак и складки местами мокрой тоги.
– Тебя кто-то облил, Крэн? – осторожно осведомилась женщина, называя сенатора Брао по имени.
– Это описалась маленькая дрянь, убившая Эритею, – полным ненависти голосом пророкотал отец и снова повторил приказ: – Убирайся.
– У тебя там ребенок? – изумилась женщина. И, желая убедиться в своей правоте, указала на колет: – Девочка?
Отец нехотя кивнул.
– Что ты задумал, Крэн? – осторожно спросила Лаасе, заподозрив недоброе.
Сенатор молчал, подтверждая самые страшные догадки.
– Отдай ее мне, – потребовала женщина. – Если Матео погибнет, то я останусь совсем одна.
Он не пошевелился, только еще сильнее сжал рукоятку меча.
– Умоляю тебя, Крэн. Я никогда не попрошу ни единого кроннинга на ее содержание. Ты о ней даже не услышишь, если сам не пожелаешь. Умоляю.
Лаасе опустилась перед отцом на колени. Он постоял минуту, задрав лицо к небесам, словно пытаясь найти там ответ. Потом резко опустил голову и зло посмотрел на преклоненную женщину.
– Вечно ты ломаешь мои планы, – в сердцах пробурчал отец, тяжело вздохнул и начал расстегивать ремни. Но прежде чем Лаасе успела ему возразить, достал меня и словно щенка вместе с мокрой пеленкой передал женщине.
– Забирай, пока не передумал, – угрожающе бросил он.
Лаасе Маас протянула руки, бережно принимая меня в свои объятия. Потом, откинув мокрую тряпку в сторону, завернула в край тоги.
– Спасибо тебе, Крэн.
– Убирайся, – снова повторил отец.
Женщина кивнула и осторожно спустилась, придерживая меня на своей груди. На последней ступеньке она остановилась и, зажав два пальца между губами, коротко свистнула. Раз, другой. Сверху послышалось ржание, и, размахивая